Немолодой продавец – слово бармен к нему решительно не подходило – заметил моё удивление.
– «Маленковский»! – Он взял граненый стакан, посмотрел на свет; так говорили сразу после войны.
Народ едва шелестел башмаками, из кафе никто никуда особенно не спешил. Провинция – такая планета, которую не обжигает суета столичного солнца. Её орбита уходит в апогей к слухам и возвращается к реальному повышению цен.
Вода из крана течет медленней, чем в Одессе.
Льстивая спинка пластмассового стула склоняла к неторопливой атрибутации жизни. Быть зевакой – самая сладостная форма истечения жизнью. У ног возник невероятно липучий кот. Его серый хвост лгал о тяжелой и беспросветной кошачьей жизни. За исключительное умение попрошайничать кота звали Присоска. Я заметил, Присоска любит рассматривать женские ноги. Услышав на пороге стук каблуков, он выпускает черные когти.
На веранде сидели местные отличницы лёгкого поведения. Веранду они называли «витрина». Одна из них процитировала для меня:
– «Когда Бог раздавал мозг и совесть, я стояла в очереди за ногами и сиськами, но они закончились, поэтому мне достались только жопа и приключения».
– Кто это сказал?
– Не знаю. Но хорошо, правда?
– По крайней мере, иллюстративно.
Меня интересовал неизвестный пока местный чудак, которому есть до всего дело. Подобный типаж имеется в любом месте, где есть лавочка у ворот или видно линию горизонта. Такие люди легко замечают и понимают неочевидные вещи.
Неохотно, снизойдя к моей просьбе, но больше потому, что я неуёмно вливал хрусткий, пробирающий до озноба местный кисляк, продавец достал из-под стойки телефон, несколько раз пустил диск с цифирью по кругу:
– Петрович?.. Да, это я. Как где? На праце. Здесь человек с Одессы приехал. Что значит, причём здесь ты! А вот причём!! У него тоже больной интерес на разные загадки природы. Лет тридцать пять. Трезвый, трезвый, у меня не напьёшься. Так, а я о чём говорю: пусть идёт!
Затем он повернулся ко мне:
– Где-то через час… – оторвал край от газетного листа и чиркнул адрес нужного человека.
Надо же: улица фельдмаршала Кутузова, на другом конце которой после войны снимал угол бывший немецкий колонист. Таким вот фокусом крутит человецами лихой бес.
– Разговаривать с ним великое терпение нужно.
– Нервный такой?..
– И нервный тоже.
И хотя мне было уже очень даже сибемольно, я попросил заключительный стакан «шабо», конфетку «барбариску» – закусочный стандарт советских времен. У нашего разговора благодарно открылось второе дыхание.
– Стало быть, вашего чудака терзает идея.
– Вот точное слово: терзает! Эта идея его из ума выживает. Болтал одно время про людоедского мотылька. Крылища с метр, может, чуть больше. Что-то и в самом деле имелось. Мотылёк собаку у туристов схватил. А потом Петрович за рогатыми румынами под землю лазил. Это после того, как под крепостью бухнуло. Стекла в округе задребезжали.