– Однако! И что же дальше?..
– С тех пор стал больше молчать. Это в большой Одессе можно ходить в городских сумасшедших: у вас на Дерибасовской ляпнул – на Большом Фонтане спокойно пиво попил. А наш Аккерман на блюдечке поместится, здесь репутацию надо как смокинг носить.
– Я в молодые годы немного поплавал. Знаете, какая самая опасная дыра на пароходе?..
– Весь во внимании.
– В голове капитана.
Продавец хохотнул:
– Петрович оценит ваше тонкое наблюдение.
– А про мотылька – интересно! Почему, кстати, мотылек имеется в количестве одна единица?
– Жар-птицы стаями не летают!
– Хм-м… Ничего не добавлю. И как же этот… жар-мотылёк – ещё не поймался?
Со стройки в соседнем переулке подошли вымотанные на жаре работяги.
– Шеф, нужно припугнуть печень!
– Шабский вермут?
Городок Аккерман пока ещё не пропал: в отличие от Одессы, здесь мало хлестали водку.
– Да, это страшно, – работяги расхохотались.
Продавец шустро налил полдюжины стаканов и коротко ответил мне поверх пыльных голов:
– Нет, у него не получилось.
– Жаль…
– Да, и ещё: у Игоря Петровича в холодильнике горное эхо. Возьмите что-нибудь на презент.
После этого аккерманский базар себя исчерпал.
* * *
Рекомендованный час не истёк, я долго плескал в лицо воду из уличной чугунной колонки. С водой в Аккермане не лучше, чем при генуэзцах. Массивная водозаборная колонка хлюпала и шуршала, затем шипела и выбрасывала струю. Вода была, как в Очакове, немного солоновата. Я вновь и вновь работал короткой ручкой. Вода поднималась из скважины, с глубины в два-три десятка метров. Я выпил с пол-литра и уже догадывался, чем закончится это питьё с непривычки.
Дворы старого Аккермана напоминают одесскую Молдаванку. Но лишь отчасти: куда реже подозревающие глаза, в запахе меньше старого свиного жира. В аккерманских дворах пахнет куда более уравновешенной жизнью.
Такое впечатление было первым.
Потом оно несколько изменилось:
– Вам психа? – поинтересовались у меня во дворе.
Не сразу дошло, что я и спросить ещё ничего не успел. Ну да ладно! В провинциальном городе любого приезжего видно сразу. Дальше было не лучше.
– Это туда! – и мне довольно недружелюбно показали в дворовый угол.
На дверцу калитки была наброшена алюминиевая проволочная петля. Неухоженный палисадник с пятнами спорыша заплели бельевые веревки. Бывалый и рассохшийся фанерный пенал для геологических образцов. Пенал служил сидением для табуретки. И две ржавые совковые лопаты. Они была похожи на руки одесских мясников в конце работы.
Я всё-таки пришёл раньше, а потому можно было постоять, покурить. Я смотрел на крыльцо, доски прибиты неряшливо, но покрашены аккуратно. И краска на крыльце стёрта лишь узкой полосой. В закулисье жил или педант, или человек, действительно одержимый какой-то идеей.