– Вы знаете, в одном месте Чилиби вызвал у меня умиление. Он пишет про окрестности Аккермана, «где бегали волки размером с осла». Волки… с осла. Для сравнения берут пример в одном ряду. Скажем, волки величиной с тигра.
Петрович посмотрел с укоризной:
– Придираетесь. Вспомните наше святое: муха и слон. Да и понять не мешает: Чилиби полжизни провёл верхом на осле.
– Тысяча слов равняется тысяче километров.
– Прекрасная мысль. Только наоборот: тысяча километров, а потом уже слов.
Я выпил вторую чашку зеленого чая. «Верблюд» исправно тянул беседу. Но хотелось конкретики, разговор утомительно долго барражировал над местом посадки.
– Итак, перефразируя Черчилля, можно сказать: мотылёк – «это загадка, покрытая тайной, обёрнутая в секрет»?..
Сандуляк поморщился, вздохнул. Я неожиданно понял, как надоели ему люди, торопящие результат. Собственно, из-за спешки ничего и не получалось.
Он спросил:
– А вы случайно не фляер?
Конечно, он был нервный человек, горючий, но говорить такое не стоит:
– Зачем вы так. Фраер – некорректное определение персоны, и, надеюсь, всё же не про меня.
– И я о другом. Фляер – лошадь для забега на короткие дистанции. Рывок – финиш, то бишь, результат.
– Нет, я пытаюсь делать всё основательно.
– Успокойтесь, мой одесский друг: рассчитывать на мгновенную удачу вполне разумно. Но сразу у нас может не получиться. Есть такое выражение: промысел Божий. Отец Гервасий, монах из Свято-Елено-Константиновского монастыря, меня поправил; он выразился: «Промысло Божье». Разница велика и – не велика. Я о том, что ко всему прочему, реальная затея с мотыльком в определяющей степени зависит от температуры, влажности воздуха ночью. Эти два фактора влияют на способность летать. Я уже давно подозреваю, что объект большую часть жизни пребывает в почти летаргическом оцепенении.
– Имеется предложение, – сказал я.
Сандуляк посмотрел мне в глаза:
– И у меня тоже. Давайте совершим променад на крепостную натуру.
Наше общение сдвинулось с липкой точки гостеприимства.
* * *
В половине шестого вечера того же дня мы встретились ещё раз. Теперь возле крепости. Сандуляк хотел, чтобы мы поднялись на восточную стену.
– Оттуда замечательно видно пойму.
– И замок людоеда?
– Вот как меня самого. Огромный такой замок – из камыша…
Крепостная стена, на верхней площадке которой мы остановились, могла внушить опасение даже парашютисту. Далеко внизу плескал мелкие волны лиман. Горизонт отодвинулся на двадцать – двадцать пять километров. Ошеломительная панорама, хотелось парить.
Сандуляк сказал:
– Нам придётся ночью пройти по самому верху стены. Приятного мало. Но к башне, к месту засады, иначе не подойти.