На его кровати, сбросив одеяло – то наполовину на пол сползло – лежала Жила. Он сделал шаг, приблизил лампу: пот на лбу, волосы мокрые, жидкими струями подушку облепили.
Жар – рука отсюда его чувствовала. Ой, дурища, простыла, девчонка. Дело-то пустяковое, бань-небань, небось, стираться, а то и снова мыться побежала, а тут ветер-то ее и облапал, холода в грудь запустил.
Полотенцем вытер пот, одеяло поправил. Вытащил из коробки лекарства. На ощупь знал, какие таблетки брать. Рванул упаковку, пару на ладонь выдавил. Где-то еще мед заначен, баночка на всякий-провсякий случай.
– Жила, пей…
– Жилечка, еще глоток…
– Ложку оближи…
– Сейчас жару в печку добавлю…
– Глотай эту, бань-небань…
И вдруг:
– Помоги мне найти папу.
– Что?
Бредит девка. Явно бредит.
До утра на лавке ворочался. То и дело вскакивал: не померла ведь, не могла помереть, как же так – помереть? Не могут веснушки помереть.
Снова воды подносил, новую таблетку скормил. И вдруг она, Жила:
– Папа мой умер…
И застонала так, завыла.
– Не умер твой папа, Жилечка, не умер, – шептал Сухарь, успокаивая девку, – они, отцы, не умирают, они просто уходят, чтобы потом вернуться, они возвращаются, обязательно возвращаются. И не умирают, никогда.
Утром полегчало.
Так и было – в баньку поперлась. А пока печку обратно тащила да прибиралась там – дело пустяковое.
Сухарь поил Жилу чаем, меду подкладывал, еще таблеток выдавил на блюдце. Последние. Надо бы попросить еще, сегодня же к шахте пойдет.
Жила, сейчас казавшаяся еще более худой, в мятом платье сидела напротив него. Пила чай. Вдруг замерла.
– Помоги мне найти папу, – сказала, глядя ему в глаза, и взгляд ее был словно шило. Сухарь аж заерзал.
– Чего?
– Помоги мне найти папу. Ты же говорил, что он не умер.
Помнит, хоть и бредила, помнит мои слова, думал Сухарь, что ж теперь отказываться, разболеется еще, помрет…
– Говорил.
– Ты говорил, что они не умирают.
– Не умирают. Как есть не умирают. Таков закон природы.
– Ты откуда знаешь?
– Что знаю?
– Про законы природы.
– Мне лет, – он замешкался на подсчет, – в два с лишним раза больше… Уж знаю что к чему. Не умер он. Просто ушел. Вернется. Вернется, будь уверена. А теперь иди ложись, тебе отлежаться надо.
– А твой папа, он тоже не умер.
– Нет, не умер.
– А где он сейчас?
– Здесь.
Сухарь как-то неопределенно кивнул, и Жила завертела головой, словно искала кого-то еще в землянке.
Еле уложил обратно в постель. Не хотела, но едва коснулась подушки, заснула.
Сухарь перво-наперво отправился к шахте. Шел, перемалывая «отец-шмондец-огурец». Так и дошел, попутно 1501-ю и 1503-ю почистил. Там уже сунул в капсулу пустую коробку от таблеток: поймут, чего ему надо. Капсулу в шахту бросил.