Что касается запаха, то в формировании его сложного букета участвовали пищевые отходы, экскременты больных дизентерией, пропотевшая одежда и рвота мучимых морской болезнью путешественников. (Твиндек пассажирского судна тех времен покрывался пластами песчаника.) К этому примешивался еще стойкий, распространявшийся по всему судну дух конского навоза, который невозможно было забить даже крепчайшей дамской мускусной парфюмерией.
Каждое судно, отправляющееся в «святое плавание», имело на борту стойла. Три-четыре десятка коней висело в них на лямках, дававших возможность животным лишь слегка касаться копытами палубы. Они ржали, раскачиваясь в такт движениям судна и скользя подковами по доскам настила.
Если отвлечься от этой невеселой картины, подобное путешествие имело и свои прелести. Можно было знатно почревоугодничать и пображничать. Из своих запасов, разумеется.
Патроном судна (капитаном) был, по описанию Грюнемберга, венецианский патриций, и на корабле не изменявший приличествующему его общественному положению стилю жизни. Во время принятия пищи, подаваемой на серебряной посуде, для него играли четыре трубача. Кроме этого в его личном услужении состояли двое мальчиков-пажей из благородных семейств, мажордом, дворецкий и камердинер.
Старший офицер назывался комитом. По служебному положению ему полагался издающий пронзительные звуки серебряный свисток. Парусами ведал сам патрон. Штурмана называли пилотом. Ему помогали рулевые. Самыми низшими в этой иерархии были галиоты (гребцы). Они приступали к работе лишь во время определенных маневров судна и при погрузке продовольствия, воды и других припасов на стоянках, ибо в море шли преимущественно под парусами. Помимо этого в состав экипажа входили также врач, цирюльник, портной и сапожник.
Жизнь на этих кораблях протекала безо всякой спешки: все равно ведь нельзя было заставить ветер дуть постоянно в одном направлении! Некоторое оживление возникало лишь при необходимых парусных эволюциях. В них принимали участие все, перебегая по команде с одного борта на другой, чтобы уберечь высокий корабль от опрокидывания при опасном крене.
В остальном же все шло своим чередом. Время терпело. И не столь уж удивительной выглядит в этом свете запись в бревиариуме Грюнемберга о том, что «плавание от Венеции до Яффы длилось 10 недель». Для разнообразия останавливались по нескольку дней у о. Корфу или других островов и отправлялись на прогулки. Иногда случались и небольшие аварии, заканчивавшиеся, впрочем, весьма благополучно, да при подходе к Родосу произошла неприятная встреча с пиратами, которые отпустили вскоре корабль восвояси, вполне удовлетворившись денежным выкупом. Восемь человек за время плавания умерли или были смыты за борт…