Маршал Жуков — мой отец (Жукова) - страница 2

После всех дополнений и переработки, как мне кажется, получилась уже новая книга и, наверное, настал момент, когда я могу выполнить наказ отца и назвать книгу так, как он хотел. Дело в том, что однажды, когда мне было лет пятнадцать, отец, держа в руках книгу дочери Куприна Ксении «Куприн — мой отец», неожиданно для меня сказал: «Вот вырастешь — напишешь обо мне книгу». И, несмотря на мои возражения, так же мягко и настойчиво добавил: «И назови ее „Маршал Жуков — мой отец“».

Чем больше проходит лет, тем все отчетливее и глубже понимаешь, кем был отец для народа, для близких, для меня лично и каких трудов ему это стоило.

Может быть, кто-то удивится тому, что я начинаю свой рассказ с кончины отца и потом, к концу, размышляю о том, каким он был перед смертью. Во-первых, как сказал один философ: «Смерть и преддверие смерти делают человека личностью». Хотя, конечно, отец стал личностью гораздо раньше, но можно сказать, что смерть и преддверие смерти сделали его личностью вдвойне. Во-вторых, его кончина оставила очень глубокий след в моей душе. С тех пор мне пришлось много размышлять об этом, переживая почти одновременный уход родителей, чтобы прийти к сегодняшнему пониманию того, что смерти нет и что у Бога все живы.

То, что я представляю вниманию читателей, и есть живой образ отца, который всегда со мной.

Мария Жукова
Апрель 2004 г.

Маршал Жуков — мой отец

Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше…

Евангелие от Матфея, гл. 6, ст. 21

Он был для меня просто отцом, не больше и не меньше. Такой же папа, как у других детей, — добрый, сильный, любящий. Пока я была маленькой, я плохо понимала, что мой отец — выдающийся человек.

Его не стало, когда мне было 17 лет. Когда он был рядом, трудно было представить себе, что он может умереть. Он уже долго болел — с декабря месяца 1973 года, сразу после 40-го дня по смерти мамы попал в кремлевскую больницу. Я регулярно бывала у него, состояние его было все это время примерно одинаковым, довольно тяжелым. Свидания наши были короткими: отцу трудно было говорить.

Теперь мне иногда кажется, что если бы знать заранее, что человека скоро не станет, то можно было бы больше поговорить с ним, больше оказать ему внимания, о большем расспросить. Но нет, так не бывает. Так уж мы устроены: только потеряв родного человека, понимаем, кем он был для нас.

Если бы я знала, что вижу его в последний раз! Тогда, 24 мая 1974 года, в день последнего звонка в школе, я не представляла себе, что отец может скоро умереть. Если бы я только знала, я бы не ушла так быстро. Тогда по какой-то детской наивности и беззаботности (мама называла это «жизнью в розовом цвете») я думала, что окончание учебы в школе, экзамены и подготовка к выпускному балу могут быть важнее, чем последний разговор с отцом. Как мне вернуть те минуты и остановиться, не уходить! Вспоминаю слова бабушки: «Папа с такой тоской смотрел на тебя».