Голод никак не давал ей уснуть, и Одри ворочалась с боку на бок. В час ночи, придя к неожиданному решению, она встала. Яблоко, бутерброд, чашка чаю с каплей молока… наверняка столь скудный рацион не отразится на ее весе.
С бешено бьющимся сердцем Одри в кромешной тьме начала пробираться к кухне. На пороге она споткнулась и ушибла большой палец ноги. Чертыхаясь про себя, Одри подпрыгивала на одной ноге, пока боль немного не утихла. Затем она опустилась на колени перед огромным холодильником, распахнула дверцу и принялась рассматривать открывшиеся ее взору соблазнительные яства.
Небольшой грешок, попыталась заключить сделку с собственной совестью девушка. Всего один бутерброд. Я даже не стану намазывать его маслом. А что, если тонкий кусочек сыру с капелькой острого соуса или?…
– И в какие игры ты решила здесь поиграть?
От этого грубого окрика, донесшегося непонятно откуда, сердце у Одри чуть не разорвалось.
С приглушенным вскриком стоящая на коленях Одри обернулась и в лучах вспыхнувшего света увидела Филиппа. Босиком и с обнаженной грудью – на нем были только джинсы, плотно облегавшие длинные стройные ноги, – он с презрением смотрел на нее.
– Я просто хотела заморить червячка, – дрожащим голосом прошептала Одри. – Я не думала, что разбужу кого-нибудь!
– Ложась спать, я включаю сигнализацию. Если внизу происходит движение, мне сразу становится об этом известно.
Потирая ушибленный большой палец ноги, Одри отрешенно уставилась на Филиппа своими огромными голубыми глазами. Одетым он выглядел угрожающе, полураздетым – внушал… благоговейный страх. Одри покраснела от смущения и опустила голову из боязни, что по выражению лица он может догадаться о ее мыслях. Но Филипп по-прежнему стоял у нее перед глазами: его мощные загорелые плечи, прекрасно развитые бицепсы, плавно перекатывающиеся под гладкой кожей, великолепный торс с четким рельефом мышц брюшного пресса.
Одри вдруг почувствовала, как ее охватывает странный жар, распространяющийся болезненными, но одновременно сладостными толчками от живота все ниже и ниже, к самым сокровенным частям ее тела. Во рту пересохло, Одри не могла понять, что с ней творится. Напуганная внезапным появлением Филиппа и умирая от смущения, что оказалась застигнутой врасплох, когда попыталась нарушить диету, Одри чувствовала, что для ее и без того натянутых нервов этого вполне достаточно. Она открыла было рот, чтобы объяснить свое поведение, но, к ее невыразимому ужасу, у нее вырвался лишь сдавленный хрип.
– Черт побери! – недоверчиво глядя на нее, воскликнул Филипп. – Не может быть, чтобы ты испытывала столь сильный голод!