— Вы считаете, что покушение на Яндарбиева — это нормальная тактика российских спецслужб, а по сути дела — российского правительства? Ведь нет сомнений, что это все исходило от Путина. Или могут быть сомнения?
— В этом случае Россия будет отрицать свое участие до последнего. Но ведь совсем недавно Путин заявил, что «Россия с террористами переговоров не ведет, она их уничтожает». Этот теракт вполне укладывается в политику России. Здесь нужно выяснять, где курица, а где яйцо. Кто-то совершил теракт, мы в ответ совершаем теракт. Кто-то кого-то убил, мы в ответ тоже кого-то убиваем тем же самым методом, причем на территории иностранного государства. Такая игра никогда не приводила к хорошему результату. Есть же исторический опыт.
В начале прошлого века российская охранка увлеклась борьбой с террористами руками самих террористов. Там перекупали руководителей боевой организации эсэров, например Азефа. Чтобы их законспирировать, им разрешали проводить некоторые акции, кого-то убивать. В конце концов полиция сама запуталась в том, кто террорист, а кто нет и кто против кого борется. Мне кажется, что и сейчас происходит потеря ориентации. Неясно, кто на самом деле террорист. Быть террористом очень плохо. Но использовать такой же террористический метод в борьбе с террором — не лучше. Тот клин этим не вышибить.
— Ясно, что с моральной точки зрения это абсолютно недопустимо. Для Запада все происшедшее — шок. Особенно при нынешних хороших отношениях с Россией. А вот с практической точки зрения — какова, на ваш взгляд, реальная цель Путина и в какой степени он этой цели может добиться?
— Трудно сказать, какие цели у Путина, но ясно, что ничего хорошего из террористической борьбы против терроризма не выйдет. Просто потому, что объекты террора открыты — московское метро, театры… Защитить их невозможно. А террорист — он невидим. Кроме того, такой решимости бороться с террористами, какая есть у них самих, у России нет. Там люди идут на самоубийство. А нашего человека послать на самоубийство не так просто, мягко говоря.
Поэтому если мы вступаем в эту борьбу на их правилах и на их условиях, то мы обречены на поражение.
— А что значит в данном случае поражение? Я не могу понять смысл этой деятельности. Таким образом войну в Чечне ведь не закончить. Так ее можно только усугубить.
— Во всех разговорах о войне в Чечне я обычно задаю один и тот же вопрос. Я говорю: господа, дайте мне автомат Калашникова, я пойду в Чечню, я буду их убивать, только сначала объясните мне, непонятливому, почему с чеченами нам будет хорошо? Вот без них нам плохо, а с ними будет хорошо. Чего вы добиваетесь? Вы же сами пишете, что чеченцы — бандиты, террористы. Почему вы хотите жить с бандитами и террористами? Говорят, что там работорговля. Почему вы хотите жить в одной квартире с людьми, которые занимаются работорговлей?