Лиса проснулась, потянулась, зевнула так, что чуть челюсть не вывихнула. Хорошо-о! А чего хорошего-то? А почему это она на кровати? Да ещё и не своей? Сбежал!!! Ах, скотина! Ещё и косичку ей над ухом заплёл — как визитная карточка: «Здесь был Донни»! Зря она вчера согласилась, когда Тихий предложил ей «подкачать эту дохлятину. Ты уверена, что он тебе нужен?» Сейчас лежал бы здесь, как зайчик, из сосочки молочко сосал! Вот куда его опять унесло?
Внизу грохнуло, зазвенело, покатилось, задребезжало. Мать Перелеска, да что ж они там делают? Вот и спасай таких! Ты их спасаешь, а они тебе корчму разносят!
Вниз она слетела с чётко оформившимся желанием построить всех спасённых в колонну, вручить флаг и отправить к дроу в гору, придав пинками нужное ускорение. Все живы? Все. Все здоровы? Все. Пошли на фиг! Все!
Строить оказалось некого. О недавнем присутствии Рогана напоминал только матрас на полу, а единственным, подходящим для придания ускорения, объектом оказалась чья-то задница в чёрных форменных штанах, азартно елозившая под разделочным столом.
— Та-ак! — зловеще протянула Лиса. — Гро-ом?
Стол нервно подпрыгнул, помянул дроу в большом количестве, застучал всеми четырьмя ножками, слегка отъехал от стены и, наконец, разродился Громом.
— О, Лисища! Разбудил, да? А я тут, того, крышечку уронил, да…
— Нет, сама проснулась, — Лиса разглядывала виноватую физиономию вампира. — Что у тебя на лбу?
— Так, видишь, какая штука… — Гром как вылез из-под стола, так и сидел на полу, прижав к груди крышку и дружелюбно помаргивая глазками. — Встали все уже. Я их и покормил, они и ушли, да. И я уж собирался, но, дай, думаю, поем. Да. Тоже. И яйцо-то и уронил. И за тряпочкой шагнул… — настроение Лисы стремительно улучшалось. Она уже примерно знала, что Громила скажет дальше. — И ногой в яйцо, и поскользнулся. И прямо неудачно так, прямо упал. Прямо на кастрюлю эту, прямо лбом, — вдумчиво вещал вампир, жестикулируя крышкой. Лиса сдерживалась из последних сил, чтобы не заржать. — Лоб, он так ничего себе, лоб, синяк просто, да. Крышка — вот она, улетела, крышка-то. А вот кастрюлька… Ты это, Лиса, ты не думай, я тебе другую… — Лиса не выдержала и заржала.
— Ой, Громила, ой, не могу! — одного взгляда на кастрюлю, вернее на ковшик, хватало, чтобы вызвать очередной приступ неудержимого хохота. Донышко ковшика для молока сложилось пополам, один край сплющился в ноль, ручка задорно торчала, как задранный хвост. — Тебе не в Руку, тебе в кузнецы надо было! И лбом вместо молота… — наконец вздохнула она, вытирая слёзы.