Вопрос касался моей поездки во франкистскую Испанию, которую я совершил еще до того, как «Таймс» послала меня туда в качестве своего корреспондента. По-видимому, МИ-5 не имела сведений об этой поездке и полагала, что «Таймс» отправила меня в Испанию прямо из своей редакции на Флит-стрит. Когда я рассказал об этом Уайту, он сразу же спросил меня, совершил ли я эту поездку за свой счет или нет. Это был коварный вопрос, поскольку я ездил по заданию советской разведки, которая и оплатила все расходы. Один взгляд на мой банковский счет за тот период показал бы, что у меня не было средств на прогулку по Испании. В этом эпизоде таилась еще одна опасность: дело в том, что мои финансы пополнялись через Берджесса. Я объяснил, что моя испанская поездка была попыткой пробиться в мир большой журналистики, на что я делал большую ставку, и поэтому продал все свои личные вещи (главным образом книги и пластинки), чтобы оплатить путешествие. Это было довольно правдоподобное объяснение. Причастность Берджесса к моим испанским приключениям так и не была вскрыта. Я заранее приготовил версию, но и без того мне предстояло объяснять слишком многое.
Когда я предложил записать нашу вторую беседу, Уайт согласился, но заметил при этом, чтобы я меньше писал о Берджессе и сосредоточил внимание на собственной карьере. Теперь почти все выплыло наружу, и я не удивился, когда меня вызвал шеф. Он сказал, что получил резкое письмо от Беделла Смита, которое исключает возможность моего возвращения в Вашингтон. Позже я узнал, что письмо было подготовлено Биллом Харви, жену которого Берджесс однажды сильно оскорбил на праздничном приеме в моем доме. Я извинился тогда за его поведение, и извинения будто бы приняли, поэтому было трудно понять, почему Билл затаил в душе злобу. Меньше всего я ждал этого от него. Второй вызов к шефу, когда он с видимым огорчением объяснил мне, что я должен подать в отставку, был простой формальностью. Он проявил великодушие, выдав мне вместо пенсии 4000 фунтов стерлингов. Однако моя тревога возросла, когда он тут же добавил, что не выплатит всю сумму сразу. Сейчас мне выдадут 2000 фунтов, а остальные будут выплачивать каждые полгода по 500 фунтов. Предлогом для рассрочки платежа было опасение, что я могу растратить деньги в необдуманных спекуляциях на бирже. Но поскольку я никогда в жизни не спекулировал, этот предлог выглядел наивным. Более вероятной причиной было стремление застраховаться на случай, если в течение этих трех лет меня упрячут в тюрьму.
Итак, я остался с двумя тысячами фунтов в кармане и черной тучей над головой. Я провел лето в поисках жилья и наконец устроился в деревушке около Рикмен-суорта. Был уже ноябрь, когда мне позвонил шеф и попросил зайти к нему в десять часов утра следующего дня. Я ехал в Лондон прекрасным зимним утром, любуясь инеем, покрывшим изгороди. Шеф объяснил мне, что начато официальное расследование обстоятельств побега Берджесса и Маклина. Расследование возглавляет королевский советник Мильмо, который во время войны работал в МИ-5. Я должен был дать показания; шеф выразил надежду, что я не буду возражать. Упоминание имени Мильмо означало, что приближается кризис. Я знал Мильмо и слышал о нем. Этого опытного следователя МИ-5 обычно привлекала в особо важных случаях. Пока мы ехали с шефом через Сент-Джеймс-парк в Леконфилд-хаус, я готовился к большому испытанию, втайне надеясь, что выдержу допросы, основанные лишь на тех доказательствах, которые мне известны, какими бы трудными они ни были. Но я не мог быть уверен, что в руки Мильмо не попали новые доказательства, которые могут погубить меня.