Габбинс начал с того, что спросил, разбираюсь ли я в политической пропаганде. Догадываясь, что Габбинс любит односложные ответы, я ответил: «Да». Затем он сообщил, что намечается создать новое учебное заведение большого масштаба. Там будут организованы курсы для подрывников, радистов и так далее. Кроме того, Габбинс собирался создать центральные курсы для обучения общим методам саботажа и подрывной деятельности. Одним из таких методов являлась подрывная пропаганда, и Габбинс подыскивал подходящего преподавателя. Габбинс предложил мне подготовить проект программы по этому предмету. Проводив меня до двери, он сказал: «Сделайте ее покороче».
Приступив к составлению программы, я понял, что мои познания в области подрывной пропаганды оставляют желать много лучшего. У меня не было непосредственного опыта работы в современной рекламе, и я не знал ее методов, которые широко применяются в пропаганде. За несколько лет журналистской деятельности я научился лишь сообщать о происходящем, а это нередко роковая ошибка в работе пропагандиста, задача которого — убеждать. Я пытался утешить себя мыслью о том, что мир видел немало хороших пропагандистов, которые ровно ничего не смыслили в методах рекламы, скажем, таких товаров, как мыло. Однако все это было неубедительно, ж я взял на себя труд проконсультироваться с некоторыми своими друзьями из мира рекламы. Вскоре я набрался столько знаний об основных принципах рекламы, что мог бы прочитать об этом несколько лекций. А главное, я установил, что на работников рекламы можно полагаться лишь в двух вопросах: во-первых, когда они предостерегают вас от этого занятия и, во-вторых, когда они самым подробным образом распространяются о грязных методах своей работы.
Через несколько дней у меня в руках оказалось достаточно материала, чтобы приступить к составлению проекта программы, нужной Габбинсу. Для большей убедительности я решил привести примеры из области европейской политики, и в особенности политики фашизма. Я сжал проект до полутора страниц обыкновенной писчей бумаги и доложил Габбинсу по телефону, что документ готов. Через пять минут он позвонил мне сам, сообщив, что в тот же вечер созывает совещание в кабинете у Чарльза Хэмбро (во время войны Черчилль назначал своих друзей из Сити на высокие посты в УСО и СИС, в том числе он не забыл и своего банкира Чарльза Хэмбро, который возглавлял УСО в 1942–1943 годах. — Прим. авт.) для обсуждения проекта. Это было для меня первое реальное дело в английской разведке после падения Франции.
Габбинс привел на совещание нескольких сотрудников из своего аппарата. Хэмбро приветствовал нас в свойственной ему располагающей манере, так что мы почувствовали себя непринужденно. Он взял составленную мною бумагу и зачитал ее вслух, медленно и вдумчиво. Закончив, заметил, что это разумный документ. Сотрудники Габбинса, как по команде, с серьезным видом закивали в знак согласия. У них был вид привыкших к беспрекословному повиновению военных. К моему удивлению, Габбинс весело улыбнулся. «Именно то, что я хотел, — сказал он, подчеркивая слова. — Именно то… Что вы скажете, Чарльз?» Хэмбро ничего конкретного не ответил: возможно, он думал совсем о другом. «Вот и составьте эту программу», — предложил мне Габбинс. На этом совещание закончилось.