Барышня кивнула — поверила. И надо ж случиться, чтоб именно в эту минуту произошло событие, поставившее под сомнение авторитет «старого вояки».
Вдалеке затрещали кусты, захрустели ветки. Из той же дыры в изгороди, откуда четверть часа назад вылез Романов, отчаянно голося выскочила женщина в военных штанах и сапогах, но выше пояса голая. Вслед за ней, тоже вопя, выпрыгнул мужчина. Он, наоборот, был в гимнастерке, зато снизу — во всей натуральности. Оба припустили вдоль ограды, стремительно приближаясь к Алексею и Шацкой.
Странное поведение полураздетой пары объяснилось, когда следом сквозь забор проломился преследователь. Верней, преследовательница: наставив штык и оря благим матом, беглецов догоняла начальница батальона. Она быстро перебирала короткими ногами и уж готовилась вонзить клинок в спину мужчине.
— Сенечка-а-а! Бежи-и-и! — заголосила, оглянувшись, женщина.
Солдат сделал огромный прыжок, едва увернувшись от удара, и наподдал с такой прытью, что оставил подругу по несчастью далеко позади.
— Это Салазкина из четвертого! — ахнула Шацкая. — Бочка ее сейчас убьет!
Мужчина сиганул вбок, к ограде, с невероятной ловкостью вскарабкался на нее и, мелькнув белой задницей, исчез в зарослях. Но Бочарова даже не повернула головы в ту сторону — она нацелилась сразить блудодейку.
— Стерва! Шалава! Убью!
Не повезло бедной Салазкиной. Споткнулась на кочке, полетела кубарем. Только вскрикнула:
— Мамочки! Смерть моя пришла!
Багровая от ярости Бочка занесла карабин. Сверкнул хищный японский штык.
Романов бросился к месту грядущего кровопролития, на бегу кинув Шацкой:
— Здесь же в одиннадцать вечера! Будем стрелять на звук!
Оглянувшись, начальница смотрела на невесть откуда взявшегося заместителя. Шацкую не заметила — та благоразумно присела на корточки, спрятавшись за кучей мусора.
— Сука такая! — заорала Бочка. — Я мимо сенника иду, вдруг слышу… Убью на месте, чтоб другим неповадно было!
Салазкина шустро уползала на четвереньках, пока старший инструктор урезонивал взбешенную командиршу.
Рядовой Шацкая наблюдала из своего неромантического укрытия за происходящим и улыбалась. Не насмешливо — мечтательно.
— В одиннадцать… — прошептала она.