Анализируя дело Вануну и нередко думая, как бы он вел слежку за самим собой, Цигель приходил к выводу, что сотрудники службы безопасности Израиля работают небрежно, спустя рукава. Об этом он мог судить по беседам, которые время от времени проводились с работниками военной базы, где Цигель работал. Небрежность службы безопасности, с одной стороны, и кустарность шпиона-любителя Вануну, с другой, привели к упущению контрразведки.
Это давало уверенность, что до него, Цигеля, не доберутся.
Надо же, с какой легкостью Вануну был взят на работу в самый секретный объект Израиля. Уже после того, как за ним следили, узнав, что он стал крайне левым, вошел в коммунистический кружок и даже в интервью студенческой газете оговорился о необходимости создать с арабскими студентами «подполье» для разрешения конфликта двух народов, слежка велась сквозь пальцы. Он без труда пронес в рюкзаке обычный небольшой фотоаппарат. Держал его среди вещей в своем рабочем шкафчике, таком же, как у Цигеля. Брал в карман рабочей одежды, и в ночные смены снимал все, что мог, а затем также запросто вынес две не проявленные пленки по тридцать шесть кадров. На суде он сказал, что делал все это, ибо пережил сильный душевный кризис после Ливанской войны и решил вообще покинуть Израиль, тем более что из ядерного реактора его уволили. И даже в этом служба безопасности проявила небрежность и не сумела приостановить его выезд, хотя это было простым и обычным делом. Получил он расчет за девять лет работы и улетел в Бангкок, а затем в Сидней, не забыв прихватить с собой пленки и, в общем-то, не зная, как ими распорядиться.
Тут начинается истинно детективная история.
Все бомжи Сиднея, к которым присоединился и Вануну, табунились вокруг англиканского пастора церкви Сент-Джордж Джона Мэкнайта. Он вел душеспасительные беседы с новым членом паствы и в августе 1986 крестил Вануну. В это же время случайно Вануну натолкнулся еще на одного бомжа, который красил забор церкви, колумбийца Оскара Эдмондо Гореро, выдававшего себя за журналиста и писателя и давшего приют Вануну. «Ты не знаешь, какое сокровище в твоих руках», – взвился Гореро, услышав рассказ Вануну, – дело пахнет большими деньгами».
«Вануну отлично знал возможности израильской разведки, которая достанет его в любой точке земли, и все же соблазнился возможностью большого заработка», – прочел Цигель, почувствовал укол в сердце, похолодел, отбросил газету, словно это был скорпион, впившийся ему в руку. Не мог найти себе места, постучался к Орману, чтобы с ним обсудить дело Вануну. Тот был непреклонен: предатель, изменник своего вечно преследуемого народа, и ясно почему. Оказывается, Цигель пропустил телевизионную передачу о Вануну, примерно, через два месяца спустя после его ареста, в которой, кстати, без разрешения автора цитировались фрагменты из его дневника. В нем он писал о своей любви к абстрактному мышлению, цитируя Канта, Декарта и, главное, Ницше.