Ланселот замялся. Конрад нарушил правила приема, смял протокол приема, вообще это слишком непредсказуемый король, многое делает не так, неверно, не по правилам…
Пауза затягивалась, я сделал шажок вперед и сказал, принимая огонь на себя:
– Ваше Величество… Ваше Величество!
– И кто втоптал! – воскликнул Конрад в бешенстве. – Кто втоптал?.. Те люди, которые до этого считали, что он не стал воевать из трусости!.. Как быстро все переменилось!.. Да черт с ними, теми людьми, хотя обидно, черт возьми!.. Я же не стал их облагать налогом, хотя моя армия порядком поизносилась за этот стремительный марш через горы. Треть конницы погибла в горных обвалах, мы ж спешили как можно скорее обрушиться им на головы… Кто ж знал, что никто и не собирается защищаться? Я всю армию заново одел и вооружил из своей казны, из Конрабурга!.. И вот эти неблагодарные… Нет, в самом деле, черт с ними!.. Но моя армия? Я же видел, как они смотрели на этого ублюдка с веревкой на шее!.. Уже и так шептались, что я победой обязан исключительной трусости Арнольда, моей заслуги нет… а теперь еще и увидели, что Арнольд совсем не трус!
Ланселот открывал и закрывал рот. Прием послов явно скомкан, все полетело к черту. Я сказал громче:
– Ваше Величество, а вы не подумали, что королю Арнольду сейчас еще хреновее, чем вам?
Он в бешенстве развернулся в мою сторону всем корпусом.
– Как? – гаркнул он. – Как ему может быть хреновее… какое хорошее свежее слово! Он сейчас упивается поклонением своих придворных, преклонением всего народа!.. У них никогда еще не было такого короля, чтобы вот так за них, быдло сраное, отдавал жизнь… А теперь есть!
Я покосился на Ланселота, бледное лицо первого рыцаря пошло розовыми пятнами, но все еще не находит слов, дабы восстановить ровное течение дипломатической процедуры приема послов, и я сказал торопливо:
– …но вы ее, его жизнь, не взяли! И тем самым не дали королю Арнольду обрести сан святого мученика, который куда выше, чем сан короля… Вы ему поднасрали куда больше, Ваше Величество, чем он вам. Да-да, он там бесится, на стены бросается… наверняка. Потому что умереть красиво вы не дали, а вот жить так же красиво он не сможет.
Он кипел от ярости, но сдержался, прорычал люто:
– Почему? Что ему помешает?
– Его слава, – объяснил я. – Он сейчас святой, вы абсолютно правы, Ваше Победоносное Величество. Ну а дальше? К святому и требования повыше, чем к королю. Одно дело – совершить подвиг вот так красиво, на рывке, на глазах у всех, другое – жить… подвижнически. Вы думаете, сможет? Голову кладу на плаху – не сможет. Могу даже свою. И никто не смог бы. Даже Иисус Христос не смог бы, останься он жив, а уж король Арнольд совсем не Иисус.