Я — шмыг в машину, и, когда Гришка с почты выскочил, я уже сижу как сидел. Гришка вскакивает, опять разворачивается и гонит теперь к деревне, без задержек.
Машину он не то, что в гараж загонять не стал — даже на участок не завёл, перед калиткой оставил. Ага, думаю, значит, он и дальше на машине двинется.
А Гришка, отпирая дверь и впуская меня в дом, говорит:
— Мне тут надо срочную работу закончить… ну, кое-что подготовить, чтобы быть во всеоружии… Не хочешь пока передохнуть, а то нам потом много странствовать придётся? Я сейчас достолярничаю, мы перекусим и поедем в по-настоящему большой поход.
Я так подумал, что сразу соглашаться — он неладное заподозрит. Я и говорю:
— Так чего отдыхать? Я лучше при тебе, в мастерской посижу.
— Нет, — ответил Гришка, — мне надо сосредоточиться, и даже ты будешь меня отвлекать, даже если будешь сидеть тише мыши. Лучше пойди, вздремни немного у печки, а я тебя разбужу, когда надо будет. А то и впрямь так устанешь, что всех наших приключений до конца не вынесешь, упадёшь на ходу.
Ну, я-то уже знаю, как он меня «разбудит, когда надо будет», но тут я согласился:
— Хорошо, передохну немного, чтобы тебе не мешать.
— Вот и отлично, — обрадовался Гришка. — Пойдём, я тебя устрою, одеяло и подушку дам.
Я и на это согласился, он меня провёл в жилую часть, положил на тахту возле печки подушку и шерстяное одеяло.
— Снимай сапоги и устраивайся, — говорит.
— Устроюсь, — успокоил я.
— Вот и славно! А я — бегом в мастерскую!
И — действительно бегом. А я стал быстро соображать. Ведь Гришка наверняка зайдёт проверить, как я сплю. Если сапог возле тахты не увидит, а на стуле — куртку, шарф и шапку, то мигом неладное заподозрит. А как же мне без сапог, куртки и шапки сбегать?
Я огляделся по комнате, вспомнил, что в другой комнате большой шкаф видел. С одеждой, факт. И я к этому шкафу кинулся. Открываю — точно, в одном из отделений запасная Гришкина зимняя куртка висит, и шапка какая-то имеется на верхней полочке. Я всё это схватил, заодно и рукавицы отыскал, осталось обувь найти. Ну, тут я сообразил заглянуть в сундук рядом со шкафом. И точно — там старые Гришкины зимние сапоги, которые он носил до тех пор, пока не купил себе новые, фирменные, и ещё носки, тряпки всякие. Я эти тряпки в сапоги набил, чтобы они мне не слишком велики были, и натянул их, свои скинув. Потом во все Гришкино переоделся, своё оставив возле тахты, как положено. И ещё я всякую Гришкину одежду из шкафа натащил, скомкал её так, чтобы вид был, будто это сплю, укрытый с головой одеялом — одеяло, как надо, накинул естественно — отошёл на два шага, поглядел: здоровски получилось! Ну, точно девятилетний мальчик спит, ноги поджав, отвернувшись лицом к стенке, одеяло выше макушки натянув. А около тахты мои сапоги стоят, куртка на спинке стула висит, на стуле шарф и варежки лежат… Даже Гришка купится, при всей его ловкости и догадливости. После этого я тихо-тихо из дому выбрался. Из мастерской жужжание станка было слышно — то ли Гришка и вправду работал, то ли для виду станок включил, чтобы мою бдительность усыпить… По пути я в зеркало себя увидел. Чучело гороховое, да и только! Ну, мне плевать. Главное, чтобы удобно было, тепло и хорошо. И сапоги тряпками набиты так, что на моих ногах отменно держатся.