Мне доводилось рассказывать, что в нашем краю полным-полно всяких древних чудотворных источников, захоронений святых отшельников и прочих мест, к которым в последние годы наладилось настоящее паломничество. Поскольку многие из этих священных мест расположены в лесах в глубине заповедника, иногда километрах в двадцати от дорог и прочей «цивилизации», то группы священников и верующих очень часто обращаются к отцу, чтобы он сопроводил их. Без него они могут просто заблудиться. Отец всегда сопровождает эти группы с терпением и кротостью. Ну, кроме тех случаев, когда ему удаётся изящно «сплавить» их отцу Василию и вернуться к неотложным делам заповедника. Поэтому любого священника, появляющегося в наших местах, мы заранее воспринимаем как потенциального «охотника на отца».
— Дай поглядеть, — попросил я.
— Подожди секунду! — сказал Ванька. — Там что-то интересное, — он так и впился глазами в окуляры бинокля.
— Что? — спросил я. — Что ты там разглядел?
— Да сейчас! — отмахнулся мой братец. — Не тереби, а то что-нибудь пропущу!
Мне стало совсем интересно.
— Да хоть скажи, что происходит!
— Такое происходит, такое происходит!.. — сообщил Ванька. — Просто охренеть можно!
Потеряв терпение, я попробовал вырвать бинокль у него из рук, чтобы поглядеть самому. Ванька, вцепившись в бинокль как клещами, завизжал и стал брыкаться, стараясь попасть мне под коленку. Я всё-таки вырвал у него бинокль и стал смотреть в окно, подставив Ваньке спину для тумаков.
Но он быстро остыл. Едва бинокль оказался у меня в руках, он заорал:
— Вон туда смотри, вон туда! На корму!
Я сначала не очень понял, что его так взбудоражило, а потом разобрался.
Среди людей на верхней, прогулочной палубе выделялся крупный, плотного сложения человек, с рыжеватой бородой и добродушным лицом. Одной рукой он взялся за поручень, другой придерживал под мышкой что-то тёмное, одну ногу перенёс через борт, нащупывая ступеньки верёвочной лестницы, которая тянулась до самой воды, а другой ещё опирался на палубу — и, судя по выражению его лица, обращался к столпившимся вокруг него с преувеличенно торжественной речью. Переведя бинокль вниз, я увидел, что к верёвочной лестнице уже подошёл один из катерков спасательной службы. Опять направив бинокль на покидавшего корабль, я увидел, как он рискнул на секунду широко расправить руки и вскинуть голову — я узнал преувеличенно пародийный жест героев «Титаника» — при этом тёмный комок у него под мышкой взвился и трепетнул на ветру, и я понял, что это какая-то одежда.
— У него там, под мышкой… — прошипел мне в ухо мой братец. — Это ряса! Он её снял после того, как капитан что-то прокричал в матюкальник и от спасательной станции отошёл катерок — видно, чтоб не запутаться, снял! Интересно, чего он хочет?