– Маги говорят, что четвертое абстрактное ядро имеет место, когда дух перерезает наши цепи самоотражения, – сказал он. – отсечение наших цепей изумительно, но и очень нежелательно, так как никто не хочет быть свободным.
Ощущение скольжения через тоннель продолжалось довольно долго, а затем все стало ясным для меня. И я засмеялся. Странное понимание, запертое внутри меня, взорвалось смехом.
Казалось, дон Хуан читает мои мысли, как книгу.
– Это странное чувство – понимание того, что все, о чем мы думаем, все, о чем мы говорим, зависит от положения точки сборки, – заметил он.
И это было именно то, о чем я размышлял и над чем смеялся.
– Я знаю, что в этот момент твоя точка сборки переместилась, – продолжал он, – и ты понял секрет наших цепей. Они держат нас под стражей. Но удерживая нас приколотыми к нашему удобному месту самоотражения, они защищают нас от натиска неизвестного.
У меня был один из тех удивительных моментов, в течение которых все знание о мире магов было кристально чистым. Я понимал все.
– Как только наши цепи порваны, – продолжал дон Хуан, – мы больше не связаны с делами повседневного мира. Мы по-прежнему остаемся в повседневном мире, но не принадлежим здесь ничему и никому. Чтобы принадлежать, мы должны были разделять дела людей, и здесь без цепей не обойтись.
Дон Хуан сказал, что нагваль Элиас как-то объяснил ему отличительную черту обычных людей, которая является тем, что мы отделяем метафорическим кинжалом – делами нашего самоотражения. Этим кинжалом мы режем самих себя и истекаем кровью, а работа наших цепей самоотражения дает нам чувство, что мы отделили от себя нечто замечательное и удивительное, что кровоточит вместе с нами – нашу человеческую природу. Но если мы изучим ее, то увидим, что истекаем кровью мы одни, что мы не отделяем ничего, и все, чем мы занимались прежде, являлось игрой с нашим податливым, нереальным и искусственным отражением.
– Маги больше не принадлежат миру повседневных дел, – продолжал дон Хуан, – поскольку они больше не терзаются своим самоотражением.
Потом дон Хуан начал рассказ о своем бенефакторе и нашествии духа. Он сказал, что история началась прямо после того, как дух постучал в дверь молодого актера.
Я перебил дон Хуана и спросил его, почему он постоянно использует термины «молодой человек» и «молодой актер», подразумевая нагваля Хулиана.
– В течение этой истории он не был нагвалем, – ответил дон Хуан. – он был молодым актером. В этой истории я не могу называть его просто Хулиан, поскольку для меня он всегда будет нагвалем Хулианом. Как знак уважения к его периоду безупречности к имени нагваля прибавляется «нагваль».