Причины этих способностей заключались в том, что, несмотря на некоторый авантюризм натуры Скобелева и любовь к риску, его отличали трезвость и широта мышления, обусловленные умом и знаниями, а также большая работоспособность. Немало значили социальное положение и личные контакты. Скобелев был дружен с рядом иностранных корреспондентов, лично знаком с некоторыми зарубежными политическими деятелями, а в России был близок не только к публицистам, определявшим общественное мнение, как И.С.Аксаков и М.Н.Катков, но и к своему дяде, министру двора, и к начальнику Генерального штаба Н.Н.Обручеву. Все это позволило Скобелеву понять сущность изменений, происшедших в самом характере международных отношений в переходную эпоху, и в роли дипломатии. Он понял тот основной факт, что решающим фактором отношений между европейскими державами стала политика, определяемая их коренными государственными интересами. Такие мотивы, как отношения государей и дворов, всякого рода династические соображения, игравшие столь важную роль в прошлом, ушли безвозвратно. Соответственно миновало и время салонной дипломатии. Основным средством достижения государственных целей во внешней политике стали уже не дипломатические ухищрения (их роль стала, самое большее, подсобной), а настойчивое и в то же время гибкое проведение политического курса, как опирающееся на материальную силу, так и основанное на анализе и учете совпадения или противоречия интересов каждого из всей системы европейских и других государств. Резко возросло значение общественного мнения, пропаганды, печати.
Насколько правильно понимал все это Скобелев, хорошо видно из следующего его письма Немировичу-Данченко: «Вчера узнал совершенно случайно… о предстоящем… назначении (не состоявшемся. — В.М.) графа А.В.Адлерберга министром иностранных дел. Я знаю графа более 30 лет. Люблю и уважаю его как отца, и очень многим лично ему обязан, чего, конечно, никогда не забуду. Тем не менее меня глубоко потрясла возможность подобного исхода. Более тяжелого удара нельзя нанести национальной партии… При всех его несомненных дарованиях, при всей его безупречной, высокой честности… он дипломат старой школы, быть может, в лучшем значении слова; но он, я думаю, не политик. В наш век не воскресить дипломатических влиятельных канцелярий, считавших династические соображения и тайну наиболее пригодными способами действия. Мы это видим на своих дипломатах, до сих пор воспитанных в нессельродовских традициях. В самом деле, не находится ли в наше своеобразно-переходное время дипломат старой школы к современному политику в том же отношении, в каком находился наш крымский кремневый солдатик к союзнику, вооруженному Минье или Энфильдом?.. только политик признает… всю неотразимую ныне силу печатного слова и, любя и уважая его законное общественное значение, увлечет его за собою во имя великой, в конце концов,