У машины крутился сенбернар, царапая лапами заднюю дверцу. Радик? Он тоже в машине?! Как он мог забыть про него?! Приехал на своем псе и открыл кунацкую? В самом деле, что стоило Гербарию соединить жилы оборванного шнура и позвонить своему компаньону…
Растяпа!
Еремеев бросился к «джипу». Наиль за ним, вскочили, взревел мотор — за «мерсом»!
Очень скоро Еремеев убедился, что «джип» весьма уступает в скорости «мерседесу», а сам он — в шоферском искусстве — водителю Гербария. Правда, на одном из поворотов ему удалось почти догнать ускользающую машину, фары высветили в заднем стекле крохотную головку Радика. Но едва они выбрались на ленинградку, как «мерс» рванул вперед черной молнией.
Еремеев гнал его до поворота на Шереметьево, и только там понял безнадежность погони. В аэропорту их не взять. Там они под охраной закона.
* * *
Обратно ехали вдвое медленнее — не хотелось рисковать на мокром асфальте. Наиль сидел рядом, еще не веря в свое избавление, жадно разглядывая осень, пылавшую по обочинам купинами осин. И дождь, нудный, серый, как сумерки, дождь, должно быть, казался ему самым прекрасным из всех дождей.
Еремеев включил приемник, отыскал программу «Ретро».
Дай Бог, чтобы твоя страна
Тебя не пнула сапожищем.
Дай Бог, чтобы твоя жена
Тебя любила даже нищим!
Наиль сделал песню погромче. В эту минуту она обоим показалась небесным откровением, которое звучало на этом забитом машинами шоссе только для них.
Дай Бог всего-всего и всем,
Чтоб не было обидно!
Дай Бог всего того,
За что потом не будет стыдно.
Перед въездом в Москву дождь кончился, будто иссяк, иссушенный дурным теплом огромного города.
— Отвези меня к дому, — попросил Наиль.
— Куда?
— На Самотеку. Только ты первый зайди, а то мать умрет от радости.
Так и сделали. Еремеев ткнул почему-то незапертую дверь в старом, жаждущем ремонта краснокирпичном доме. Вышла старуха-башкирка в стеганом домашнем халате.
— Гульфия Хамзеевна? У меня для вас добрые вести. Только поберегите сердце…
— Наиль? — вскрикнула старуха.
Сын не выдержал этого крика и бросился к матери. Откуда-то повыскакивали сестры, вошли мужчины и деды. Еремеев и представить себе не мог, сколько родственников может быть у одного человека. Сами собой сдвинулись и накрылись столы. Заиграл курай… Под общий шум и радостный гвалт Еремеев выбрался из квартиры.
* * *
Он встретил Карину с Дельфом возле дома, взял у нее поводок, и они пошли к Архиерейским прудам. Дельф азартно мышковал в осенних листьях, разгребал их передними лапами, фыркал и улыбался от уха до уха.
— Можешь меня поздравить, — сказал Еремеев, — да и себя тоже: с сегодняшнего дня мы оба уволены. И без выходного пособия.