— По этому он спустился, как паук по паутине…
— Кто?
Она поправила спутанные волосы. Тушь под левым глазом слегка поплыла, но это придавало ей лишь некоторый домашний шарм.
— Если я скажу кто, ты решишь, что у меня глюки…
Она вошла в комнату, подняла с пола бутылку белого вермута, стоявшую у изголовья кровати.
— Вот видишь! Она почти целая. Я отпила не больше фужера. От этого не могут быть глюки.
— Не могут, — согласился он и присел на край кровати. «Ничего себе станок», — невольно оценил Еремеев шедевр мебельного искусства, претендовавший на главную роль в обстановке квартиры. Письменного стола здесь не было, да и не могло быть, его заменял журнальный столик с телевизором и видаком.
— Может, выпьешь? — спросила хозяйка, наполняя свой недопитый фужер. Ее нечаянно или намеренно выскользнувшее из-под полы кимоно белое, великолепной лепки колено бросалось Еремееву в глаза, било в них, как следовательская лампа на допросе.
— Нет. На работе не пью.
— А ты на работе? — в ее голосе он уловил легкую насмешку.
— Как видишь.
— Тогда принеси из прихожей картонку. Не бойся — она пустая.
Еремеев принес коробку, которая вначале показалась ему упаковкой из-под дамских сапожек, но на прорезанной крышке пестрела картинка: паук-птицеед хватал своими хелицерами тропическую птичку. Этикетка сообщала, что игрушка сделана на Тайване. Из коробки вылетела бумажка. Карина подобрала ее с пола, прочитала и изменилась в лице.
— Это мой почерк, — прошептала она. — Но я этого не писала!
Еремеев пробежал две короткие строчки: «Мама, я тебя люблю. Очень устала. Прости, если можешь… Я не хочу жить».
— Это неправда! Я хочу жить! — закричала она, отшвыривая записку, словно отмахиваясь от невидимой угрозы. Еще секунда, и она сорвалась бы в истерику, если бы Еремеев не выплеснул ей в лицо остатки вермута.
— Успокойся!
Она изумленно распахнула на него глазищи, слизывая остро-красным язычком горько-сладкие капли.
— Расскажи, что произошло. Ну? Все по порядку. Слушаю тебя!
Коварное кимоно обнажило почти все бедро, но она совсем не заметила этого, судорожно сглатывая и уставясь в распахнутую дверь прихожей.
— Принести воды?
— Нет.
— Положи трубку на место.
Телефонная трубка все еще лежала на подушке. Карина механически переложила ее на аппарат, и это простое действие окончательно вернуло ее в чувство.
— Он принес эту коробку вечером…
— Кто «он»?
— Неважно… Он принес и попросил оставить до утра. У его дочери день рождения, и он сказал, что хочет сделать ей сюрприз. В общем, чтобы она раньше времени не увидела игрушку, оставил се у меня. В прихожей…