Он тогда так торопился, что порой перебегал через лужайки перед чужими домами, извинительно кланяясь. А потом, слегка задохнувшись, выскочил за угол и увидел в ста метрах от себя уже двинувшийся катафалк, за которым… шел один Гильберт… И он застрял на этом проклятом углу.
Сколько бы он отдал, чтобы догнать тогда и пойти рядом.
На стыд всему городу, погубившему эту пусть странную, но незлобивую работящую женщину, не мешавшую ведь никому.
А он струсил, остался за углом.
И на следующий день, когда Эдд Барток пустил какую-то шутку насчет вчерашних похорон, а Фрэнк бросился на него и завязалась драка, в душе он рад был, что их быстро растащили, хотя нужно рвать все дурное на куски. А теперь этот гад зарабатывает на том, что устраивает панику в городе. Он набрал домашний телефон Эдда, но к телефону не подходили, и он довольно быстро положил трубку. Нет, так тоже нельзя — спускать всех собак на случайного человека. Он вдруг вспомнил всякие глупости: что их дни рождения совпадают, что Эдд никогда не был жадным, бескорыстно помогал подработать другим мальчишкам, сам никогда не торговался за собственный труд… И что он ему скажет? Что нельзя зарабатывать на том, что в городе беда? А Эдд спросит — что именно он, Гамильтон, главный полицейский города, сделал, чтобы ее ликвидировать? Тоже выходило глупо.
И вот письмо.
Фрэнк еще некоторое время потянул, зачем-то заглянув в ящики, где ничего нужного для него сейчас не было, потом быстро начал читать.
Почерк был крупный и разборчивый, но, вместе с тем, очень торопливый.
Милый сын
Прости, пожалуйста. Я уверена, что только в этом — единственный выход. Когда ты совсем повзрослеешь — обязательно поймешь, что тебе это не могло причинить большого вреда. Прости, у меня нет времени.
Твоя мама
Было отчетливо видно, как в слове «Твоя» дрогнула ее рука. Она уже была ни там, ни здесь. И ей не хватало времени. Нужно было уходить. Туда. Где она уже переставала быть матерью своего сына.
Гамильтон осторожно вынул письмо из папки, сложил его вчетверо и поместил во внутренний карман полицейского пиджака.
* * *
Дома Гамильтон выпил стакан минеральной и бухнулся в кресло. Есть совсем не хотелось. Он собрался выпить еще воды и уже налил в стакан, когда вспомнил, что так и не позвонил сестре и матери. И это уже становилось неприлично.
Подошла сестра.
— А мама? — спросил Фрэнк.
— Ты знаешь, у нее что-то вроде легкого гриппа и она пораньше легла.
— А, ну и к лучшему.
Фрэнк быстро рассказал, что у них творится. Сестра почти все время молчала. И только спросила, как чувствует себя Мэри и положил ли он венок на могилу ее крестной Джейн.