Машину подали. Раненых разместили в кузове, меня — в кабину, как сопровождающую раненых, — все истории болезней у меня. Все желают счастливого пути. Появился Сергей Михайлович Морозов, но он остановился в стороне с комбатом. Недалеко от машины Клава Китаева («Китайчонок») что-то тихо говорит девчонкам, кося взглядом в сторону Морозова.
Услышала Клавин ответ Дусе на вопрос о чьей-то должности:
— Ее муж — уполномоченный Особого отдела в артполку… странный лейтенант, неулыбчивый, всегда выдавал себя за холостяка, а оказалось — женат… А еще месяц назад он оказывал повышенное внимание Лариске… Вот и верь после этого мужчинам… Лариска тогда справки у знающих людей наводила — по документам холост…
К машине подходил Морозов, Дуся на Клаву зашикала:
— Идет! Замолчи! Тебе-то какое дело?! Бывают браки и незарегистрированные…
Так я впервые узнала, кем служит С. М. в дивизии. Я ведь ничего не знала о нем.
Сергей Михайлович со всеми и со мной тоже «поручкался», спросил шутливо:
— Ну, как тут мой подкидыш у вас себя чувствует?
Ответила Клава:
— Оживает понемножку… Выправим до первозданного вида… Сергей Михайлович, а вы человек скрытный — не говорили, что жена в блокаде, мы числили вас в холостых. Ха-ха-ха! А ведь это опасно для нашего брата, вернее, сестры… Ха-ха!
Морозов мрачно отшутился:
— Всякое в жизни бывает: и у девушки муж умирает, и она числится во вдовушках… — И ко мне: — До свидания, подкидыш! Если задержат в госпитале — навещу.
…Армейский госпиталь. Тоже в лесу. В ряд большие палатки; на территории все расчищено, идеальный порядок. Среди встречающих хирург Порет (я его сразу узнала — З. Н. мне его обрисовала). Шофер вручил ему истории болезней, выгрузили раненых, а я не выхожу из кабины, страшно — вдруг отправят в тыл?!.
Хирург пересчитал раненых, истории болезней:
— Здесь лишняя история болезни, в чем дело?
Я выползла из машины и предстала во всей «красе».
Он:
— Где получили такое истощение? Из Ленинграда, что ли?
Я подала ему записку от Алексина и З. Н.
Он:
— У меня глаз наметан… Все понятно… Раненых — в сортировочную! Больную — в госпитальную палату!
Это происходило 29 марта 1942 года.
Госпитальная палата. На носилках (носилки на козлах) — раненые. Не все лежачие, есть на костылях, большинство — раненные в руки — «самолеты»: от плеча до пальцев — гипс. Мои носилки почти при входе в палатку, в углу, их занавесили простыней. Осмотрела женщина-врач — милая, внимательная. Зашел Порет, она сказала обо мне:
— Без рентгена можно сказать, что требуется длительное лечение и лучше бы — в тыловом госпитале.