— Сергей Михайлович! Я никуда отсюда не поеду — это раз и навсегда! Дай бог вам здоровья, и пусть пощадит вас война! Мы будем друзьями! Поставьте себя на мое место: скажем, какая-то женщина спасла вас от смерти, любит вас, а вы благодарны ей на всю жизнь, но не испытываете того чувства, чтобы стать ей мужем, и мучаетесь этим: должен — и не могу!
— Удачный вариант, коль он должен, а она любит! Отдал бы долг! И ответное чувство появилось бы. Я верю в это. Я не виню вас в отсутствии любви ко мне сейчас, но я сделаю все, чтобы вы увидели во мне мужчину…
Сергей Михайлович в МСБ не зашел. Меня не сразу узнали встретившиеся медсанбатовцы. Капа Киселева кому-то сказала:
— Наверно, пополнение в дивизию прибыло и нам сестричку выделили — интересно, в какой взвод, ведь нужны «единицы» и в госпитальный, и в операционный…
Значит, хороша же я была до госпиталя.
Когда признали, стали рассуждать.
Старшина Бодров:
— А я ведь не поверил тогда, что тебе девятнадцать лет. Во всяком случае, давал не меньше тридцати. И сейчас не верю, что девятнадцать. Не больше шестнадцати даю.
Зинаида Николаевна:
Рановато вернулась… Весна… Спать негде — все палатки заняты ранеными, а земля не прогрелась…
Борис Яковлевич Алексин:
— Вот теперь и поговорим конкретно… что решили с мужем — остаешься или уезжаешь?
— Остаюсь! Буду делать все, что прикажете!
— Дел много, а в кадрах некомплект. Очень нужен грамотный кадр в штабной взвод, что-то вроде начфина, писаря, счетовода, что ли.
— Я не хочу начфином — писарем!
— Начинается! Кем же ты хочешь быть? Можно в прачечный отряд, только хиловата ты для этой работы.
— Пойду в прачечную, а в штаб не пойду — я считать не люблю… Я умею бинтовать, шины накладывать, кровь переливать, поворачивать раненых… Я в медшколе училась — один курс закончила, на практику в больницу ходила, да и зимой в Ленинграде дежурила в госпитале санитаркой.
— Восторг-то какой! Нам как раз операционная медсестра нужна. А чего же второй-то курс не кончала?
— По глупости…
— Давай иди в малую операционную. Чего не умеешь — по ходу дела научишься.
— Я сейчас и пойду, можно?
…Операционная палатка: на четырех операционных столах — изувеченные мужские тела. Под столами в тазах — кровавые салфетки, ошметки… в одном тазу — только что ампутированная рука, бледная, пальцами касается пола (брезента), — санитар (из роты выздоравливающих раненых) собирается ее вынести куда-то…
На одном из столов лежит раненый, на животе. Мне велено освободить раненое место от одежды, не причинив боли, то есть разрезать ножницами брюки, кальсоны, гимнастерку, как бы распеленать… Месиво на месте ягодиц. Глубокая рваная рана на одной, «фарш» на другой. Два хирурга на четыре операционных стола, один санитар, две медсестры при хирургах, третья — у стерильного стола. В предоперационной — сидят и лежат ждущие очереди раненые. Пришел врач Райгородский Лев Давыдович узнать, можно ли из «сортировки» подносить следующих раненых — места там нет, а все подвозят новых. Ходячих раненых располагают на улице — они могут ждать.