Вот он, весь как на ладони! Над кратером сгустились облака; они висят над ним, как дым при извержении. Прямо на нас стремительными каскадами ниспадает черная лавовая река. Здесь она вовсе не похожа на величественную Неву — это порожистый горный поток, хотя и вскипал он в свое время пламенем, а не пеной.
Около девяти часов вечера мы разбиваем палатку на маленькой травянистой площадке, с которой открывается замечательный вид на вулкан. Правда, до его подножия еще не меньше четырех километров, но подниматься с лагерем вплоть до самого вулкана не имеет смысла — там явно нет кольев для палатки, а возможно, нет и воды. Итак, это последний наш лагерь, дальше идти некуда! Блаженная минута!
Через полчаса перед палаткой весело горит небольшой костер, у которого расставлены чайник, кружки и большая миска с грудой вареной оленины. Хлеб совсем уже на исходе. Петя кладет перед нами по кусочку лепешки весом не более пятидесяти граммов. Эта порция имеет настолько символический характер, что не сразу решаешься к ней прикоснуться.
Вспоминая последние дни, я прихожу к выводу, что эта часть путешествия была самой тяжелой. Ни на бешеных перекатах Анюя, ни на безводных волоках Ангарки, ни в дождливой долине Уямкунды никто из нас не испытывал такого физического напряжения. Если бы мы не облегчили наших мешков, оставив еще часть груза в лабазе у лагеря на базальтах, нам бы, пожалуй, не дойти.
Наутро после первого нашего перехода я почувствовал, что прошедшая ночь не принесла мне никакого облегчения. Плечи, руки, ноги, поясница — все ныло и болело как после тяжелых ушибов. То же самое испытывали мои товарищи. Со стонами вылезали они из тесной палаточки на базальтовую поверхность. Даже чарующая прелесть ясного утра и свежая, омытая росой зелень у озерка не радовали глаз. Казалось невероятным, что через какой-нибудь час-пол тора мы сможем взвалить на себя чудовищную поклажу я вновь начать тяжкий марш но этой каменной пустыне.
— Нет, товарищи, с такой ношей мы до вулкана не доберемся. Выкладывайте-ка все из мешков, посмотрим, без чего мы сможем обойтись.
— Выложить нетрудно, а вот как мы оставим все это, — говорит Саша. — Лопаты, чтобы вырыть яму, у нас нет, нет и подходящего дерева подвесить мешок, а уж о постройке настоящего лабаза и говорить нечего!
— Я уже думал об этом. Здесь есть очень глубокие трещины в базальте. Если опустить в такую трещину сверток, его никакой зверь не достанет. К тому же там, на дне, вероятно, настоящий холодильник.
Мы выбираем самую глубокую трещину, рассекающую лавовый поток. Ее ширина не превышает тридцати — тридцати пяти сантиметров, глубина — около трех метров. Со дна, как из ледяного погреба, тянет зимним духом. Очень возможно, что в каких-нибудь закоулках этого природного склада еще сохранился нерастаявший снег. Ни человек, ни зверь спуститься в эту яму с отвесными стенами не могут; следовательно, лучшего лабаза и не придумаешь!