— Закон моря, — сказал молодой блондин, со смехом задрав голову кверху.
Хогарт знал законы моря, установленные адмиралтействами различных государств. И хотя он никогда раньше не сталкивался с морскими грабителями, он достаточно много слышал об их обычаях от других капитанов, чтобы понять: фальшивые сигнальные огни и незамедлительное появление баркасов будто бы для оказания помощи были частью плана заманить «Королевскую Арфу» на прибрежные скалы.
— Так мы договорились? — резко спросила рыжеволосая.
— Договорились, — подтвердил Хогарт, скрепя зубами.
— Прекрасно. Мы начнем перетаскивать груз, как только вы заплатите деньги и покинете корабль, — сказала женщина, довольная своей победой.
Испанец подошел к поручню и, подбросив в воздух свою шляпу, прокричал:
— Они наши!
Третий баркас, на котором также находилось двенадцать человек, покачиваясь на волнах, подошел к борту шхуны. Как и предполагал Астон, абордажники в большинстве своем оказались людьми с корнуоллским акцентом, а остальные — представителями различных частей света. Рулевой второго баркаса, тот, что доставил на борт блондина, был без глаза и трех пальцев на левой руке.
На корме в каюте Кейт Пенхоллоу было жарко. Она стояла у бортового иллюминатора, наблюдая за морем, в то время как они шли вдоль северного побережья Корнуоллского полуострова, миновав мыс Гэнерд Хед и Св. Айвса.
Кейт стояла, прижавшись к иллюминатору и внимательно вглядываясь в морские просторы. На протяжении уже многих лет страшный сон все еще не покидал ее. Всегда один и тот же сон. Ни до, ни после смерти отца она не испытывала такого страха. Отец научил ее ставить и убирать паруса с помощью рангоутов. Несмотря на прошедшие годы, она все еще слышала голос отца в ночном кошмаре: «Одну руку положи на рангоут, ноги — на канаты. И не смотри вниз!» Во сне, казалось, голос принадлежал не ее отцу, а какому-то существу — полуптице, получеловеку, — которого она никогда не знала. Сон обычно кончался тем, что огромная, злая птица уносила ее.
Кейт приоткрыла рот и, приподняв голову, подставила ее морскому ветру. По ее побледневшему, покрытому испариной лицу катились слезы. Она глубоко вздохнула, повернулась и открыла дверь в проход. Затем поднялась по трапу и добралась до люка. Кейт откинула крышку — и прохладный ветер налетел на нее, но она не почувствовала его. Поглощенная своими мыслями, она вдруг услышала отдаленный трепещущий звук первого аккорда гитары Сина. Ее единокровный брат начал петь грустную балладу, которая смутно была знакома ей.
Син О'Доннелл был старше ее на четыре года — сейчас ему было около тридцати. Он сын ее матери-ирландки и человека, которого Кейт никогда не видела. Устроившись на Корнуолле и выйдя замуж за ее отца, Йо Пенхоллоу, мать редко рассказывала о своей жизни за Ирландским морем. Син спокойно сидел на катушке просмоленного пенькового каната, только слегка перебирая пальцами струны гитары. Его худощавая фигура непрерывно покачивалась в такт килевой качке «Золотой Леди», но он ловко ухитрялся держать равновесие, так что казалось, будто бы он совсем не двигается, несмотря на крен бригантины в дьявольском танце с ветром.