Гость говорил с чувством; я был рад видеть, что мисс Трелони порозовела от удовольствия, слушая, как восхваляют её отца. Однако же я не мог не думать, что мистер Корбек в какой-то мере теряет время впустую. Я предположил, что он хочет разведать обстановку и посмотреть, до каких пределов ему следует доверяться двум незнакомым людям. Я видел, что по мере того, как он говорил, его уверенность росла. Размышляя об этом позже и вспоминая, что он говорил, я понял, что тот объём информации, который он нам представил, говорил о растущим доверии к нам.
– Несколько раз я возглавлял для вашего отца экспедиции в Египет и всегда был в восторге от того, что работаю с ним. Многие из своих сокровищ, – а у него есть некоторые редкости, скажу я вам, – он получил с моей помощью, или из моих экспедиций, или путём приобретения, или… или иначе. Ваш отец, мисс Трелони, обладает редкостными познаниями. Иногда он принимает решение разыскать какую-либо вещь, о существовании которой, – если она вообще ещё существует, – ему стало известно, и он может проехать ради этого весь мир, пока её не добудет. Этим я сейчас занимался.
Он резко остановился, как будто бы рот его захлопнулся при помощи резинки. Мы ждали. Он продолжал с какой-то новой для него степенью осторожности, как бы стремясь предупредить любые наши вопросы.
– Я не имею возможность упоминать о своём поручении – где я был, с какой целью и так далее. Подобные вопросы я могу обсуждать только с мистером Трелони. Я обязан хранить абсолютную тайну.
Он сделал паузу, затем на его лице отразилось замешательство. Внезапно он спросил
– Вы уверены, мисс Трелони, что ваш отец не в состоянии со мной сегодня увидеться?
В свою очередь удивление выразилось на её лице. Но оно сразу же исчезло. Встав, она сказала голосом, в котором присутствовало как достоинство, так и любезность.
– Идите и смотрите сами!
Она пошла к комнате отца; он последовал за ней, а я шёл сзади.
Мистер Корбек вошёл в комнату больного, как будто бы был знаком с нею. По подсознательному поведению людей всегда можно безошибочно определить, когда они находятся в новой для них обстановке. Даже стремясь поскорее увидеть своего могущественного друга, он взглядом окинул комнату, как будто она ему знакома. Затем сосредоточил своё внимание на постели. Я внимательно за ним наблюдал, потому что чувствовал, что от этого человека в значительной степени зависит возможность решения вопроса, которым мы занимались.
Не то чтобы я ему не доверял. Этот человек обладал кристальной честностью, и именно этого качества нам следовало опасаться. Его действиям была присуща смелая простота, но если бы он счёл своей обязанностью хранить тайну, он держался бы до последнего. У нас на руках был случай по меньшей мере необычный, следовательно, рамки сохранения тайны можно трактовать более либерально. Невежество для нас означало беспомощность. Если бы мы узнали что-нибудь из прошлого, нам стали бы понятны условия, предшествовавшие нападению, и, возможно, мы смогли бы каким– то образом помочь пациенту выздороветь.