Сигнал воздушной тревоги теперь раздавался в нашем общежитии почти каждую ночь. А всего за последующие тридцать ночей авиация противника совершила на Москву более двадцати налетов. Немцы ходили большими группами — от 50 до 200 самолетов, но к городу прорвалось лишь несколько десятков бомбардировщиков. От налетов больше всего пострадали жилые дома, здания культурно-бытового назначения, а не заводы и не военные объекты. Бомбы врага упали и на подмосковные села. В результате бомбардировок за этот период 736 москвичей погибли, 3513 — получили ранения.
* * *
Учеба моя на курсах завершалась, в Перхушково стали прибывать слушатели нового потока. Все с большей тревогой мы, завтрашние полпреды партии на фронте, в огне сражений, вслушивались в скупые слова сводок Совинформбюро, вчитывались в газетные строки информации и фронтовых корреспонденции. Все чаще собирались небольшими группами в свободные минуты и заводили разговор о причинах неудач на фронтах войны, охватившей огромное пространство от Баренцева моря до Черного.
Чем обусловливались развивающиеся не в нашу пользу действия на полях сражений, почему наша армия не может сдержать наступление фашистских орд, — об этом мы горячо спорили, с волнением обговаривали каждую неудачную попытку Красной Армии удержаться на том или ином рубеже. Не получая удовлетворительных ответов в опорах и коридорных дискуссиях, обращались с вопросами к авторитетным преподавателям. Но они свои суждения высказывали осторожно. Одни не очень уверенно пытались акцентировать внимание на факторе внезапности нападения, другие делали упор на притупление бдительности, неосведомленность нашей разведки, на беспечность командования приграничных округов. Высказывались, конечно, мнения и другие, в частности, о превосходстве сил противника, о более совершенном, чем у нас, оружии врага, накопленном для войны в огромных размерах.
Словом, умудренные теоретическими знаниями наши авторитеты не смогли в то время объективно и всесторонне дать оценку первоначальному, тяжелейшему для армии и всего государства периоду войны. Об этом уже в послевоенные годы скажут документы партии, исследования военных историков, труды ученых и специалистов.
А пока после каждой новой вести с фронта мы собирались у карты, по-своему оценивали ту или иную обстановку, пытаясь определить тот счастливый рубеж, на котором наконец Красная Армия остановит зарвавшегося врага и с которого начнется изгнание оккупантов с советской земли. Мы твердо верили в непобедимость социалистического строя, в могущество нашего государства и его народа, в силу и мудрость родной Коммунистической партии и с нетерпением ждали того дня, когда сами с оружием в руках вольемся в ряды защитников Отечества.