– Папа, как там мое яичко, не помялось? А то я что-то так плохо себя чувствую.
– Не волнуйся, лежит себе спокойно в сейфе. Его там никто не найдет,– успокоил Кощея Илья.– Ты уж извиняй. Я ведь поначалу на тебя с этим колечком грешил, а оказалось – это Омар… – виновато вздохнул подполковник.– Но… кстати, а где этот гад?
– Повелитель дал моему брату возможность исправиться,– радостно сообщил Гассан с противоположной стороны стола.– Я лично подбирал ему место поспокойней. В Марианской впадине Омарчика никто не потревожит. Лампа, конечно, без удобств, все-таки камера строгого режима, но зато срок ерундовый – три тысячи лет.
Свадьба, начавшаяся во дворце Ад-Димирияту, согласно лучшим традициям Востока, плавно переросла в чисто русское шумное застолье, как только Юсуф ибн Абгам умудрился продать свои шестьсот ящиков экстра-эликсира королю джиннов за шесть акров золота неимоверной толщины, что сразило насмерть рачительного Чебурашку. Он исходил черной завистью, но на просьбу взять его себе в помощники категорически отказался, справедливо полагая, что такие таланты надо держать подальше от царской казны ради ее же безопасности. Ящики с эликсиром кончились через три дня, и пир продолжили во дворце Василисы Премудрой, где этого добра было пруд пруди. И загудело, как говорится, все Тридевятое.
– А что, Василиса, не дать ли нам нашей новой подруге пару полезных советов? – подмигнула сестре Искусница.– Кое-что из основ семейной жизни?
– Это каких? – сразу заинтересовалась Жасмин.
– Сейчас узнаешь,– пообещала Марьюшка и вновь повернулась к сестре.– Пошли на твою кухню.
Нужно сказать, что в царском дворце Нью-Посада, кроме большой, общей, была еще и маленькая фирменная кухня, в которой Василиса Премудрая периодически собственноручно творила кулинарные шедевры для себя, мужа и сына, когда на нее снисходило вдохновение.
– Я не против,– неуверенно протянула царица,– да что-то страшновато мужиков без присмотра оставлять.
– Да ладно тебе. Пусть друг перед другом своими подвигами похвастаются. Они в этом вопросе похлеще нас будут. А без присмотра мы их и там не оставим.
– Ну пошли,– уступила Премудрая.
Присматривать с кухни было затруднительно. Марьюшка поленилась наколдовывать что-нибудь серьезное, ограничившись стандартным репродуктором, который честно передавал все, что творилось в тронном зале, временно превращенном в пиршественный. Из него лился звон бокалов, нестройный гул веселых пьяных голосов, среди которых особо выделялись два грустных и очень трезвых.
– Сэнсэя, скажи свой недостойный ученик. Почему грустный?