— А, да… Дуг.
Констан продолжал стоять, упершись лбом в стекло, и молчал. Сдерживая вздох, Джервис понял, что предстоящие три дня будут тяжелее, чем можно было предположить. Он хотел бы подумать о Бенедикте спокойно, перелистать в памяти добрые воспоминания, вернуться в детство, проведенное с Гасом, их отцом, когда они переехали во Францию. В школе смеялись над их именами — Джервис и Бенедикт. Как давно это было!
Он услышал, как сзади шмыгает носом Констан, и сердце его сжалось.
* * *
Аксель вошла бесшумно и тут же об этом пожалела. Застыв на месте, она усомнилась, правильно ли расслышала.
Бенедикт, любовь моя…
Эти три слова, повторяемые вполголоса с выражением глубокой безнадежности, нельзя было спутать ни с какими другими. Ее двоюродная бабушка Грейс говорила «Бенедикт, любовь моя»!
Ее любовь? Аксель была так изумлена, что не могла двинуться с места и стояла у двери, пока Грейс наконец не осознала, что в комнате кто-то есть. Их взгляды встретились, и Грейс отвела свой — ей нужно было прийти в себя.
— Подойди, — прошептала она, — подойди и посмотри, как он прекрасен в успении.
Подавив страх, Аксель приблизилась. Она никогда не видела покойников и боялась, но лицо деда показалось ей помолодевшим, умиротворенным, успокаивающим. Это все так же был Бенедикт, и даже Бенедикт до катастрофы, когда он еще ходил, когда мерил конюшню большими шагами, готовый сделать замечание ученикам.
— Я разговариваю с ним, — прошептала Грейс, — и не могу ничего с собой поделать. Ты слышала, да?
Аксель кивнула головой, подтверждая. Две-три секунды Грейс пристально смотрела на нее.
— Ну что же… Да, Бенедикт был моей единственной любовью. Я не должна была тебе этого говорить, но поскольку уже слишком поздно… Не передавай этого Кэтлин, хорошо?
— Конечно.
За исключением горевшей у изголовья кровати лампы, вся комната была погружена в темноту, но Аксель прекрасно видела, как по щекам Грейс струятся слезы, а она их, похоже, и не замечала. В одной руке она теребила кружевной носовой платок, другую положила на скрещенные руки Бенедикта.
— Хочешь побыть одна и попрощаться с ним, дорогая?
— Нет!
Впрочем, выдворить Грейс из комнаты было немыслимо, она будет нести вахту возле Бенедикта до конца.
— Когда боль немного уляжется, я попробую рассказать тебе нашу историю. В конце концов, хорошо, что ты будешь ее знать, что кто-то будет знать… А ты была его любимицей.
Аксель несколько раз сглотнула, чтобы не расплакаться.
— Знаю, — удалось ей наконец сказать. — Его… Мне будет его ужасно не хватать.
Она наклонилась, легко коснулась виска и волос деда и поспешила выйти. Слишком взволнованная, чтобы вернуться в гостиную, она уединилась в маленькой курилке, где Джервис порой пробовал сигары, подаренные ему друзьями.