— Мой господин Катилина послал меня по делам в Этрурию, и мы часто будем видеться. Я скажу Манлию, как приказал господин, что ты — моя жена…
Лициния вспыхнула:
— Зачем? — шепнула она. — Разве Манлий…
— У него на попойках собираются разные люди, а тебя нужно обезопасить. Я скажу Манлию так: «Наш господин Катилина приказал тебе дать приют Лицинии и заботиться о ней, как о родной его дочери…»
Лициния схватила его за руку.
— Да воздадут тебе боги за твою доброту…
Манлий принял их приветливо, а прочитав эпистолу Катилины, сказал:
— Будь спокоен. У меня твоя жена никем не будет обижена, иначе…
Он поднял огромный кулак и погрозил им невидимому врагу.
Ночью, когда в доме все заснули, Манлий и Сальвий вышли в поле.
— Господин передает тебе власть над Этрурией, — говорил Сальвий. — Готовь ветеранов к восстанию, вербуй плебеев, набирай рабов…
— Наконец-то! Серебро на это-дело?
— Со мною.
— Что нового в Риме?
— Красс и Помпей грызутся…
— Они грызлись и при жизни императора, — усмехнулся Манлий. — А Цезарь?
— Не люблю его — лисица. Манлий пожал плечами:
— Все хитрят — иначе нельзя. Разве Катилина действует открыто?
Шли межой между колосящихся хлебов. Крупные звезды трепетали на черном пологе неба. Оба молчали.
— А ты, — остановился Манлий, — останешься здесь?
— Господин приказал помогать тебе. И, если позволишь, я объеду всю Этрурию…
— Да воздадут ему боги за его заботы о ветеранах императора! — воскликнул Манлий. — Пусть сопутствует нам и ему тень нашего друга, отца и владыки!..
Сальвий молчал, — его возмущала рабская преданность Сулле, о жестокости которого он много слышал от Мульвия. Привыкши ненавидеть диктатора, он думал: «Вот стоит человек, восхваляющий это чудовище, и я не смею ему прекословить». Понимал, что тесно соединились нужды ветеранов с нуждами плебса под главенством Катилины, который предостерегал его перед отъездом из Рима: «Не ссорься ни с кем, если нужно — превозноси перед ветеранами Суллу, перед рабами — Спартака и перед плебеями — Гракхов, Сатурнина и Мария… Помни — необходимо набрать побольше легионариев, чтобы опрокинуть проклятую власть нобилей!»
Возвращаясь домой Манлий твердо сказал:
— Я подыму всю Этрурию и создам крепкие легионы, а ты будешь у меня начальником конницы.
Моряки, распущенные Митридатом после выдачи Сулле кораблей, стали пиратами, и к ним присоединились тысячи людей, не желавших подчиниться суровому господству Рима: морские разбои охватили не только Архипелаг и моря, омывающие Грецию, но даже берега Италии, — торговые суда не могли свободно плавать, и публиканы терпели огромные убытки. Владея многочисленными Пристанями на берегах Средиземного моря и особенно в Киликии, пираты не скрывали награбленных сокровищ (их корабли были украшены золотом и пурпуром, а весла отделаны серебром); дерзость их с каждым днем возрастала: они проникли в Остию и сожгли римские суда, а когда преступление осталось безнаказанным, отрезали Италию от ее житниц, и подвоз хлеба прекратился. В Риме наступал голод. Народ роптал, требуя прекратить это зло.