И в одно-единственное только слово «недоумок» Генка ухитряется вместить бездну восхищения. Потом спохватывается, делает кислую гримасу. — Только с девчонками своими он мне уже надоел. Ты представь, на каждое собрание с девчонкой приходит!
— Ну и что?
— Да что? Подводит ее ко мне и говорит: «Вот, Гена, не помню, знакомил я вас или нет. Моя подруга». Светочка или Валечка, не помню уж. «Ну как, — спрашивает, — Хорошая мы пара?» Мне надоело, я говорю: «Откуда я знаю, какая вы там пара? Я что, сваха тебе или сексопатолог?»
— А девочка у него всегда одна или разные? — спрашивает Галка и думает, как хорошо, как спокойно, что за вопросом ее уже ничего не стоит кроме нормального желания посплетничать.
— Да что я, рассматривал, что ли, его девочек? Мне этот вид девочек — все на одно лицо.
— Может, это Сапрыкина с ним везде ходит? — задумчиво говорит Галка. Генка смеется:
— Да ты ехидина!
— А ты что, знаешь Сапрыкину?
— Кто ее не знает! Наша городская эта… Главная красавица, мисс. Еще в самый первый раз, когда выбирали главную мисс…
— Ну да! Она, главная мисс. А что Витька?
— Витька еще не совсем мозгами поехал! Так только, слегка. Вот как свихнется окончательно, так и будет гулять с Сапрыкиной!
— Почему — только когда свихнется? Потому, что ей уже 35 лет?
— А ей правда уже 35 лет? Ну так молодец баба! Как держится… Но все равно. Ты что, Сапрыкину эту, что ли, ни разу не видела?
Вот и пойми их — мужчин!
* * *
Глухая, космическая ночь над приморским городом. Все люди давно спят. Спит Витя Фокин в родительской «хрущевке» раскинув свои длинные ноги среди тонких ножек телевизора аж до самой батареи. Спит у себя в телевизоре крошка Игнат Ююкин. Спят младенцы в корзинах из проволоки, спят мамочки в Комнате отдыха матерей. Спит городской глава Иван Карнаухов, названный в одной из листовок «независимых» политическим трупом. Спят кандидаты в депутаты и члены общества «Независимый избиратель» Только в одном бараке на окраине города не спят двое людей. Когда еще можно побыть вдвоем, как не сейчас, когда листовки уже в темноте расклеены по столбам, по заборам, и пеленки постираны, сохнуть развешены поперек кухни, и посуда вымыта, и косточки общим знакомым перемыты, так, между делом, и крошка Игнат накормлен уже и спит, спит, крепко, и до утра осталось совсем чуть-чуть. И потом, когда он думает, что она уже спит, и сам он почти уснул, она, оказывается, еще не спит, и вдруг она говорит ему в темноте:
— Гена, знаешь, давай Шурыгину к себе заберем?
— Что, мы? Кого заберем?
— Ну, Любочку. Помнишь, я рассказывала тебе? С Игнатом в палате девочка лежала. Надо ее удочерить. Мне обещали. Оформим все как положено.