Я повесил трубку и взглянул на привратника.
– Проходите.
2
Фонари освещали песчаную дорожку, но холл почему–то был почти не освещен. Привратник успел предупредить службы: меня встретила высокая тощая сестра в белом халате. Я не нашел сочувствия в ее укрывшихся за толстыми стеклами очков глазах, но задерживать она меня не стала и сразу провела в кабинет. Типичная лекарская дыра – стеллажи, загруженные книгами, справочниками, химической посудой. На стене висело несколько увеличенных фотографий. Я удивился, среди них находился «наш Бэд» – патриот Итаки.
– Вам придется подождать, – сестра сурово глянула на меня. – Я позову доктора Фула.
Она вышла, оставив дверь незатворенной.
Я осмотрелся.
Стеллажи, стол, два кресла. В углу тяжелый сейф с цифровым замком. Вскрыть такой – плевое дело. Я не торопился.
Страницы брошенной на столе книги испещряли карандашные заметки.
«Людям давно пора научиться беречь то, что не идет прямо на производство свиных кож или, скажем, швейных машин. Необходимо оставить на земле хоть какой–то уголок, где люди находили бы покой от забот и волнений. Только тогда можно будет говорить о цивилизации…»
Я взглянул на переплет.
Роже Гароди. «Корни неба».
– Чушь, – сказал я вслух.
– Вы находите?
Я вздрогнул и обернулся.
Доктор Фул был откровенно пьян, синяки на лице его вовсе не украшали. В «Креветке» его отделали по первое число.
– Чушь? – повторил он нетвердо. – А то, что мы травим рыбу и птиц, сводим леса, тоже чушь?
– Я видел Потомак и Огайо, – возразил я. – Они были мертвыми, но мы взялись за них, и они снова поголубели.
– Вам налить? – доктор Фул держал в руке бутылку и два стакана. – Я где–то видел ваше лицо. Мы знакомы?
– Еще бы! Я вытащил вас из «Креветки». Помните?
– Я помню, – равнодушно сказал доктор Фул. – Зачем вы это сделали?
– Не знаю… Вытащил… Лучше ответьте на мой вопрос.
– А–а–а, это вы о поголубевших Потомаке и Огайо… – доктор Фул в упор взглянул на меня. Его глаза, обведенные синими кругами, были огромными и пронзительными, как у спрута. Он в какой–то момент даже перестал казаться мне пьяным. – Вам приходилось бывать в Аламосе?
– Нет.
– Сточные воды в Аламосе сбрасывались прямо в океан, на волю течений. Удобно, но течения там замкнутые, и все дерьмо вновь выносило на берег. Жители Аламоса первыми узнали, что такое красный прилив. Это когда вода мертва, а устрицы пахнут бензопиреном.
– Неужели устрицы важнее благосостояния?
– А–а–а… – протянул доктор Фул. – Вы это что? О пользе ? А Парфенон приносит пользу? – вдруг быстро спросил он, и его глаза агрессивно сверкнули. – Если Парфенон срыть, освободится место для автостоянки. И не для одной. А собор Парижской богоматери? Снесите его башни, какой простор для обзора! А преториумы римских форумов? А Версаль? А Тадж–Махал? А Красный форт? Чего мы трясемся над ними, какая от них польза? Зачумленные гробницы! Нет?