— Но к ним она была добрее, чем ко мне, — вслух подумал Ньюмен.
— Она боялась, — доверительно объяснила ему миссис Хлебс. — Всегда их боялась — с самых ранних лет. Вот в чем ее главная беда, сэр. Она, знаете ли, словно персик с пятнышком на одном бочку. Вот и у нее тоже есть такое уязвимое место — страх. Вы вытащили ее на солнце, сэр, пятнышко, глядишь, почти исчезло. А они затянули ее обратно в тень, вот пятно и стало расти. Никто и оглянуться не успел, а она погибла. Очень она хрупкая, бедняжка.
Это оригинальное определение хрупкости графини, несмотря на всю его оригинальность, разбередило не успевшую зажить рану Ньюмена.
— Понимаю, — наконец сказал он. — Она знает что-то плохое о своей матери.
— Нет, сэр, она ничего не знает, — возразила миссис Хлебс, не поворачивая головы и не отрывая взгляда от света, мерцавшего в окнах château.
— Ну, значит, подозревает или догадывается.
— Она всегда боялась узнать, — ответила миссис Хлебс.
— Но вы-то, во всяком случае, знаете, — сказал Ньюмен.
Миссис Хлебс медленно перевела потухшие глаза на Ньюмена и стиснула лежавшие на коленях руки.
— Вы не очень-то держите слово, сэр. Когда вы попросили меня прийти сюда, я думала, вы расскажете мне о Валентине.
— О, чем скорей мы начнем говорить о Валентине, тем лучше, — ответил Ньюмен. — Я как раз этого и хочу. Я уже говорил, что был возле него до последней минуты. Он очень страдал от боли, но держался совершенно как всегда. Вы ведь понимаете, что я хочу сказать: был в ясном уме, оживлен и шутил.
— О, он всегда был великий умник, сэр, — сказала миссис Хлебс. — А о вашей беде он знал?
— Да, он сам догадался, что случилось.
— И что он сказал?
— Сказал, что это — бесчестье для его семьи, только уже не первое.
— Господи, Господи, — пробормотала миссис Хлебс.
— Он рассказал мне, что его братец и матушка однажды пошептались-пошептались да и придумали нечто похуже.
— Не надо было слушать его, сэр.
— Возможно. Но я выслушал и не могу этого забыть. А теперь хочу узнать, что же они тогда придумали.
Миссис Хлебс тихо застонала.
— Вот вы и вызвали меня сюда, в это пустынное место? Чтобы я вам все рассказала?
— Не тревожьтесь, — успокоил ее Ньюмен. — Я ничем ваш слух не оскорблю. Расскажите, что сочтете возможным. Помните только, что это было последнее желание Валентина.
— Он так и сказал?
— Вот его последние слова: «Скажите миссис Хлебс, что это я послал вас к ней».
— А почему он сам не рассказал?
— Для умирающего это слишком длинная история, он уже и дышал-то с трудом. Он одно только смог сказать: хочет, мол, чтобы я знал, в чем дело, и что я имею на это право, раз со мной так подло поступили.