«Подождем, пока она прочтет записку», — сказал себе Ньюмен и решил, что услышит о маркизе, и очень скоро.
Услышал он о ней скорее, чем предполагал. На следующее утро, еще до полудня, когда Ньюмен собирался распорядиться, чтобы подали завтрак, ему принесли визитную карточку маркиза де Беллегарда.
«Маркиза прочитала записку и не спала всю ночь», — подумал Ньюмен.
Он тотчас принял посетителя, который вошел с видом посла великой державы, снисходящего до представителя варварского племени, которое по какой-то нелепой случайности как раз сейчас причиняет досадные неприятности. Посол этот, вне всяких сомнений, провел тяжелую ночь, и его безупречный, тщательно продуманный костюм только подчеркивал холодную злость в глазах и пятна, выступившие на холеном лице. С минуту он постоял перед Ньюменом, тихо и быстро дыша, и резко махнул рукой, когда хозяин предложил ему сесть.
— То, что я пришел сказать, — заявил он, — должно быть сказано сразу и без всяких церемоний.
— Говорите долго или коротко, как вам угодно. Я готов выслушать все, что вы скажете.
Маркиз оглядел комнату и сказал:
— На каких условиях вы расстанетесь с этим клочком бумаги?
— Ни на каких! — и склонив голову набок, заложив руки за спину, Ньюмен пристально посмотрел в обеспокоенные глаза маркиза. — Для такого разговора и впрямь не стоит садиться.
Месье де Беллегард с минуту помолчал, словно не услышал отказа.
— Вчера вечером, — заговорил он наконец, — мы с матушкой обсуждали рассказанную вами историю. Наверно, для вас будет сюрпризом, если я скажу, что мы считаем этот ваш документ… э… э… — он сделал небольшую паузу, — мы считаем его подлинным.
— Вы забыли, что, имея дело с вами, я привык к сюрпризам, — засмеялся Ньюмен.
— Даже самое малое уважение к памяти моего отца, — продолжал маркиз, — заставляет нас противиться тому, чтобы он предстал перед светом как автор столь… столь дьявольского покушения на репутацию своей супруги, чья вина состояла лишь в том, что она покорно сносила несправедливые оскорбления, которыми ее осыпали.
— А, понимаю! — воскликнул Ньюмен. — Вы готовы на все ради памяти отца! — и он засмеялся, как смеялся, когда его что-то сильно забавляло — беззвучно, с сомкнутыми губами.
Но преисполненный важности и серьезности месье де Беллегард даже бровью не повел.
— У отца осталось несколько близких друзей, для которых известие о столь… столь… э… неблаговидно инспирированном измышлении было бы настоящим ударом. Даже если бы мы, допустим, воспользовавшись медицинскими свидетельствами, точно установили, что рассудок отца помутился под воздействием лихорадки. Il en resterait quelque chose.