Домой вернулись только на третий день — 26 июля. Фашистские самолеты, пролетая над Ростовом, сбрасывали свой смертоносный груз за Батайском — там гремел бой. На улице было тихо. Но в их дворе оказались какие-то странные люди. Молчаливые солдаты в красноармейской форме убирали со двора и из комнат битое стекло, осыпавшуюся от бомбежки штукатурку; зачем-то вносили в дом школьные парты. Распоряжения им отдавал на русском языке худой, высокий, строгий старшина.
Хозяйкам дома дозволили жить во флигеле, но больше никуда не входить. Не разрешили Ане взять даже учебники из кладовки.
На другой день появился «пан Валерий». Он и еще долговязый парень заняли одну из комнат. В раскрытое окно было видно, что оба что-то писали. К вечеру того же дня пришел немецкий офицер. К нему вызвали двух красноармейцев. Когда стемнело, немец увел их с собой. «Наверное, на расстрел», — подумала Аня.
И так повторялось каждый день: двух-трех русских немцы после вызова куда-то увозили.
— Сначала допрашивают наших военнопленных, а потом убивают, — с горечью рассказывала Аня пришедшей к ней Вере. — А один русский вызывает их к немцам, в доверии у них.
— Какой он русский — выродок, продажная шкура! — горячилась Вера. — Но в наш дом и он не посмеет войти, там только немцы — фельдфебель Аппельт. Нас с мамой выгнали из погреба. Устроились мы в землянке, в дальнем углу сада. Если захочешь к нам, то иди через дворы и сады соседей.
— Чем бы помочь красноармейцам? — сочувственно спрашивала Аня подругу. — Один из них, которого почему-то кличут Кадыр, попросил походить по городу, записать, сколько встретится автомашин, орудий, немецких солдат, и передать ему. Ты согласна, Вера?
— Конечно, Аня. Но почему его так странно называют — Кадыр?
— Не знаю. Все военнопленные называют друг друга просто по именам, а с немецкими офицерами здороваются по-красноармейски и почему-то обращаются к ним со словом «товарищ»...
— А мое имя тоже простое — Петр. — Долговязый вышел из беседки, увитой виноградом, около которой подруги и вели свой разговор. Он их, конечно, слышал.
Вера бросила на него злобный взгляд, встретилась с глубоко посаженными серыми глазами, рассматривавшими ее, отвернулась. Аня стояла, понурив голову, ожидая, что теперь сделает этот немецкий холуй.
— Иди возьми свои учебники, — сказал Петр изумленной девушке.
В доме никого не было. Впрочем, ничего секретного или необычного она все равно не смогла бы увидеть, переступив порог, — разве что школьные парты. Она и не подозревала, что здесь, в их доме по 1-й Баррикадной, разместилась школа, а в доме, где жила Вера, — канцелярия разведывательного органа вражеской 17-й армии — абвергруппа-102, готовящая шпионов для заброски в тыл Красной Армии.