Вадиму стало трудно говорить. Накатила волна воспоминаний.
— Ты схватил ее, хотел обнять. Рассказывай подробно.
— Хотел… — заскулил Вадим. — Она вырывалась.
— Во что она была одета?
Вадим исступленно забился затылком о подголовник сиденья.
— Говори! — в голосе таксиста внезапно послышалось что-то потустороннее, сакральная мощь и власть, которой захотелось подчиняться беспрекословно — броситься на колени, бить лбом землю и вымаливать милость. Вадим поспешно затараторил:
— На ней была футболка с Микки-Маусом и спортивные штаны, черные с лампасами… белые носочки. Волосы заплетены в косичку. Мне всегда нравилась эта косичка… Я притянул ее к себе, она отстранялась и все время кричала, не умолкая. Кричала пронзительно, как истречка. Потом она отвесила мне пощечину, со всего маху. И ударила коленом в пах. Схватила со стола будильник — и мне в лицо. Швыряла все, что под руку попадется.
— И что ты сделал?
— Отпустил ее. Вернее, толкнул на кровать, — Вадим задыхался, не в силах остановиться. — Она не удержалась и упала. Я схватил за ноги, дернул, навалился, она брыкалась, как кобыла, засветила в живот. Я хотел всего лишь встряхнуть ее хорошенько и сказать, чтобы она успокоилась, но она не желала слушать, будто с цепи сорвалась, была такой бешеной, остервенелой, плевалась. Я все время твердил: уймись, уймись, уймись, наконец. А она: ненавижу, подонок и все такое. Потом, я все-таки спеленал ее, как-то ухитрился прижать, спросил, почему она так поступила. А она — давай смеяться в ответ. Издевательски так, злобно. А потом она сказала, почему.
— Почему?
Раскрасневшийся Вадим пристыжено молчал.
— Почему? — допрашивал таксист.
— Потому что ни разу… со мной… у нее… не получалось!
— Что ты ответил?
— Я? — Вадим усмехнулся, хлюпая носом. — Ничего не ответил. Просто вцепился ей в шею. Мертвой хваткой. Вот этими руками, сжимал ее красивую шейку, чтобы ее милый ротик больше не исторгал гадости. Она трепыхалась, как рыба на льду. Но я держал крепко, наверняка. Все твердил: уймись. Она пыталась меня скинуть, исцарапала все локти в мясо, но я терпел, я умею терпеть. И когда она успокоилась, я еще долго держал ее и смотрел в ее синие прозрачные глазки. У меня получилось — она успокоилась. В тот момент она была такой тихой и прекрасной, совсем как раньше.
— Каково это? Как впечатления? Говори правду, Вадик.
Вадим уставился на своего мучителя, поигрывая желваками.
— Мне понравилось, — прошептал он спустя какое-то время.
— На что это похоже? — таксист придвинулся к нему вплотную, так что было слышно его прокисшее дыхание, а очки превратились в два окна с пасмурными тучами.