Довлатов (Попов) - страница 41

За соседним столом — тоже мощные, красивые, уверенные и тоже, разумеется, с красавицами — знаменитые режиссеры Венгеров, Шредель и Менакер, вкусно выпивая и закусывая, беседовали о своих киношных (тогда весьма успешных) делах. А чуть дальше — богатый художник Желобинский в неизменном белом жилете, с известной «светской львицей» Ирой Бергункер…Тогда были не просто красавицы — каждая была «в единственном экземпляре». Это не нынешний «конвейер звезд»; каждая знаменитая красавица была знаменита не просто красотой, но умом и характером. То было «штучное» время. И чувствовать себя здесь своим… или хотя бы участвующим, причастным к этой жизни — нет лучшего старта для молодого человека!

Над блюдом роскошного сациви, за бутылкой сухого и разговоры велись роскошные — о Бабеле, Олеше, Платонове, Вагинове, Замятине! Не было лучше тех лет. И Довлатов успел вкусить этого счастья, получил нужную закваску.

Вспоминая Довлатова той поры. Ася демонстрирует немалую проницательность: четко отмечает хищные склонности Довлатова, его умение завербовать в свои сторонники даже классиков (Достоевский — местами очень смешной писатель, читай — почти как Довлатов!), его постоянную «охоту за пользой», умение повернуть любое событие выигрышной для него стороной, через некоторое время пересказать чужую историю, как свою, с мгновенной ловкостью «наперсточника» переместить «шарик», то есть — самое ценное слово, эпизод и даже сам смысл рассказа в нужную плоскость.

При всей негативности Асиных оценок нужно сказать, что это, пожалуй, одно из самых первых и точных наблюдений постоянной, тайной и скрупулезной довлатовской работы. В книге своей она живописует возмутительные истории, с помощью которых Довлатов пытался «соорудить сюжет», «выбить» из своей «прекрасной дамы» хотя бы каплю обычных человеческих чувств — сочувствия, сострадания, не говоря уже о любви! Ася рассказывает, как ее заманили в пригород, где лежал якобы избитый Сергей, но бинты его оказались декорацией, а синяки — гримом.

История эта, если она хотя бы отчасти подлинная, рисует Довлатова весьма невыигрышно. Но при его темпераменте, амбициях и комплексах историю эту можно объяснить как отчаянную попытку внести что-то человеческое в их отношения. Действительно — вытащить из Аси доброе, а уж тем более сочувственное слово было невозможно никакими клещами. Ася придерживалась другой стилистики. Целый ворох блистательных насмешек — пожалуйста, но человеческое слово… ни за что!

Довлатов, конечно, тоже поэкспериментировал с ней, отрабатывая свои сюжеты, не всегда удачные, исследуя реакции на различные стрессы и непредвиденные ситуации.