Хозяин встал, обнял и прошептал на ухо:
— Скажи, Змейка, ребёнок от меня — это так противно? Я так дурно к тебе отношусь, постель была для тебя тяжкой повинностью? Что покраснела? Помнишь то же, что и я? Ребёнок — это такое счастье, солнышко, твой ребёнок! Через столько времени!
Не стесняясь жены, он поцеловал меня, ещё раз погладил живот и, улыбаясь, увёл обратно в столовую.
Норина Мирабель последовала за нами. Её лицо красноречиво говорило о том, что она думает об открытом проявлении нежности ко мне со стороны супруга: я видела лёгкое раздражение, горечь, и недоумение. Однако когда норн провозгласил тост за будущего Тиадея, выпила и сухо поздравила, вызвавшись во всём помогать. Разумеется, я отказалась, сославшись на то, что всего лишь рабыня, но осеклась, почувствовав взгляд хозяина. Короткий возмущённый взгляд.
После, держа кувшин с водой (норн отпустил спать, но я не чувствовала себя настолько усталой, чтобы не задержаться на пару минут), с замиранием сердца спросила:
— Вдруг я рожу не мальчика?
— Неважно, — он поцеловал меня, — сейчас это совсем неважно. Главное, что ты носишь под сердцем ребёнка. Что ты к нему испытываешь?
— Ничего, — предпочла честность.
Я всё ещё не свыклась с мыслью о том, что беременна, ощущала растерянность, страх и обиду.
С другой стороны, хозяин столько всего мне простил, любит, неплохой человек, по-своему несчастный, я неплохо к нему отношусь… И беременность мне выгодна: исполню заветное желание норна, заслужу благодарность. Только не хотелось, чтобы она стала крушение моей мечты. Сбежать в последующие девять месяцев (или сколько там осталось?) не смогу: дети для хозяина — самое дорогое, его собственная мечта, и он позаботится о том, чтобы она осуществилась, и не где-нибудь, а в Арарге.
Не успела поставить кувшин на полку, как меня принялись целовать.
Никогда ещё не видела хозяина настолько счастливым, поэтому, наверное, и опешила, пустила всё на самотёк.
Он был так нежен, называл «солнышком», «милой». Приятно чувствовать себя человеком, а не безликим зелёноглазым существом. А тут ещё вечные испуганные: «Тебе нехорошо? Тебя снова тошнит?». Такая искренняя забота — и немного глуповатый вид. Будто мне подменили хозяина, а я уже не торха.
Угловая гостевая не потребовалась: заснула в постели норна. Правда, за ласками и поцелуями ничего не последовало: он хотел, но почему-то не стал. Видимо, понял, что я не в том состоянии, чтобы доставить удовольствие. Знала, что мучился, вставал, отодвигался, пристально смотрел, но ничего не могла с собой поделать.