- Выходи, служивый, чего меня пужаться? Я вреда не сделаю.
Брама, поняв что они обнаружены, со вздохом выполз из кустов, на всякий случай перетягивая грозу на грудь.
Дед заинтересовано посмотрел на внушительную босоногою фигуру, скользнул глазами по оружию, и перевел глаза на Шуню, что пошатываясь и хватая руками ветки вышел вслед за Брамой.
- Как я погляжу, тебя змеюка угостила? Эка их здесь расплодилось к бисовому батькови! Да вы садитесь, чего столбами стоять? Болота гляжу, помесили вы, сынки, изрядно, в ногах ведь правды нет.
- Дедушка, извиняюсь, что не по отчеству, а что вы тут делаете, в этих проклятых болотах?
- Да живу я тут, сынки, что же еще тут можно делать.
- Как так живете, а как же змеи и прочие страшилища? – Брама, потряхивая обожженными о жестянку пальцами, ловко вскрыл консервы ножом и, не спрашивая, пододвинул одну деду.
- Так ить за десять лет можно привыкнуть. Человек к чему только не привыкает, сынки, и к страшилищам можно привыкнуть. Если их не трогать, то и они не трогают.
- Десять лет? – Шуня вытаращив глаза на диковинного деда, вновь прислоняясь к камню – вы тут жили десять лет? Один?
- Ну да – он понюхал консервы и одобрительно кивнул - так и живу. После аварии на станции многие тута остались, в тридцатикилометровой зоне, почитай одни только старики, а кому мы еще нужны? Так и живем себе помаленьку даже после конца света, войну ить пережили и конец света тоже переживем.
Брама вытянул флягу, разлил по кружкам и протянул деду:
- Ну, держи, дед, извини, что не по имени. Не представляли нас.
- Да чево там. Митрич я, так все и зовут - дед Митрич.
Они выпили, дед зычно занюхал в рукав, одобрительно крякнул:
- А вы сами кто будете, сынки, откуда такие?
- Я Брама, а это Шуня.
- Брама? Ты глянь, и впрямь брама – в плечах косая сажень. А сынка-то где укусила гадина?
- Да тут и угостил василиск. Едва ноги унесли.
- Василиск? А, каменщик. Ну да, большущий и лютый дюже. Погодь, есть у меня тут…
Дед потянулся за тощим узелком, развязал, оттуда пахнуло травами, и он вытянул диковинный корешок.
- Пожуй, это живик-корень, от каменщика первое средство. Да ты не боись, думаешь коли болотник, то у меня и души нет?
Брама рывком отскочил от костра и вскинул грозу.
- Ух, какой! – кашляючи засмеялся дед – да ты не бойся, небось, баек всяких наслушался? Ну да, болотник, изломало меня жизнью, и разве ж я виноват, что после конца света у меня, на старости лет, вместо руки такое вот отросло?
С этими словами из левого рукава, распрямляясь словно крыло летучей мыши, выглянула внушительная шипастая коса, на изгибе которой сжимала и расправляла пальцы ладонь.