Итак,
Отправились мы к скифской героине —
Ахилл и я. Вздымая гриву шлема
Пред толпами воительниц своих,
Она задором боевым кипела,
И рыл под нею землю иноходец,
Колыша пурпур бахромы чепрачной.
«Задумавшись, окинула она
Меня со свитой взглядом безучастным,
Как будто перед ней не люди — камни.
Моя ладонь сейчас — и та, пожалуй,
Красноречивей, чем ее лицо.
Но тут она увидела Пелида
[62]И сразу же румянцем залилась
До самой шеи, словно мир вокруг
Сиянием внезапно озарился.
Стремительно на землю соскочив,
Прислужнице поводья передав
И мрачным взором оглядев Пелида,
Она спросила нас, зачем мы к ней
Пожаловали со столь пышной свитой.
Ответил я, что рады видеть мы,
Аргивяне
[63], в ней недруга троянцев;
Что злобою на Приамидов полны
Давно сердца у греков; что на пользу
И ей и нам пошел бы наш союз.
Сказал я, словом, все, что мог придумать,
И с удивленьем увидал, что мне
Она не внемлет. От меня царица
К подруге близстоящей отвернулась
С лицом столь изумленным, что казалась
Она девчонкой шестнадцатилетней,
Идущей с олимпийских игр домой,
И крикнула: «Отрера, мать моя,
И та прекрасней мужа не встречала!»
Подруга растерялась. Мы с Ахиллом
Переглянулись, еле скрыв улыбку,
А уж царица в светлый лик Эгинца
[64]Опять вперила опьяненный взор.
Тогда подруга, робко подойдя,
Напомнила ей, что ответа жду я.
Вновь — то ль от гнева, то ль от срама — вспыхнув
Так, что румянец латы осветил,
Дикарка мне бессвязно и надменно
Сказала, что она — Пентесилея,
Царица амазонок, и ответит
Нам содержимым своего колчана.