Мои подозрения оправдались.
Меня позвал Конор. Я поднялась — и увидела, что он выставил дверь и прислонил ее к стене. Все, что было в кладовой, открылось теперь нашему взору. Это была небольшая комнатка с внутренними дверями.
— Посмотрите на это, — сказал он странным тоном. — Я понимаю теперь, куда все подевалось.
Белье, которое выдавала мадемуазель Софи, лежало в открытых шкафах. А вот за внутренними дверями, которые были всегда заперты, находилась настоящая пещера Аладдина.
Я увидела стопки постельного белья, перетянутые яркими лентами. Стопки махровых полотенец, ковриков для ванной, цветных покрывал и подходящих к ним драпировок. Небольшие ковры, судя по обратной стороне персидские, стояли скрученными в рулоны и издавали запах нафталина. Здесь стояли даже торшеры, завернутые в бумагу…
— Я не доверял своей памяти, — сказал Конор тем же странным тоном. — Я думал, что ошибался насчет того, каким был этот дом раньше.
Только взгляд выдавал его злость, даже больше, чем злость, какую-то скрытую боль.
— Зачем ей все это было надо? — прошептала я.
— Она просто не хотела, чтобы мы этим распоряжались, и все тут, — ответил он. — Не хотела, чтобы мы использовали это для чужих людей. Ну что толку теперь осуждать ее? Керри, забудем про нее. Теперь вы справитесь?
— Без сомнения!
Когда появились первые туристы из группы «Форин Джанкетс», мы прежде всего показали им, где они могут переодеться для купания в бассейне.
Я нашла целую стопку скатертей, и мы выкинули старые, когда-то белые скатерти, а вместо них постелили салатовые и бледно-розовые, которыми мать Конора, наверное, украшала столы, обедая на террасе со своими гостями. Столовая совсем преобразилась. К тому же на каждом столе стояли цветы. Конор, увидев все это, только удивленно покачал головой.
— Но как они, черт побери, обойдутся всего тремя ванными комнатами?
— Они привыкли к английским деревенским гостиницам, — ответила я.
Казалось, он впервые увидел меня за все это время.
— Вы выглядите очень усталой, Керри.
Я чувствовала, что вся покрылась пылью, скопившейся в одеялах и занавесках, которые мы меняли.
— Я хочу немного поплавать и потом смогу помочь вам с обедом.
Он неожиданно взял мое лицо в ладони и поцеловал меня.
Я торопливо отвернулась, чтобы не сдаться ему полностью. Он сделал это только из чувства благодарности, говорила я себе, идя за купальным костюмом. Но не такой же он дурак, чтобы не догадаться, почему я захотела помогать ему; и он знает, что не может принять от меня то, что я с такой охотой отдала бы ему.
Уже в чистых брюках и рубашке, с еще сырыми волосами, я была готова внести первый поднос в столовую, когда ко мне подошел мужчина.