— О как! А мне почему не сообщил?
— Да они не транспортабельные были, в основном — мы их на поле боя собрали. А тех двоих, что целые были, мы парням из девятого сдали. Так вот: почти все они по-русски ни хрена не понимают. Бормочут чего-то, но на русский совсем не похоже, ну и рожи у них — соответствующие. По всему выходит, что у иванов людей уже не осталось — совсем диких ловят, которые не то, что читать, говорить нормально не умеют.
— А точно не умеют? У тебя ж переводчика нет…
— Не, точно! Ты ж знаешь, у меня солдат из Силезии есть — по-польски свободно говорит, ну и на русском уже неплохо научился. До сих пор ни одной осечки с допросами не было.
— Так может эти кавказцы, или кто они там, специально под идиотов косят, чтоб не допрашивали?
— Даже если они все как один клинические идиоты, то по-русски бы они все равно заговорили, если б могли. Мы одному для чистоты эксперимента все пальцы переломали — орал будь здоров! И говорил много всего, но по-русски — ни слова! Так что дикари они, совсем. Как им офицеры команды отдают — ума не приложу.
— Может, офицеры их язык знают?
— Может. Но это уже совсем ерунда получается. Даже французские колониальные войска по-французски кое-как понимали. Хоть и черномазые все были. А эти…
— Эти тоже не совсем белые. Ладно, раз в Красной армии уже ТАКИХ солдат и ТАКИЕ танки в бой бросают, то дела у них плохи. Кажется, нам все-таки удастся додавить их до зимы.
— Хорошо бы. Зимовать в окопах — удовольствие ниже среднего. Это вон, Хорсту хорошо, за броней. — С этими словами Ганс шутливо подпихнул артиллериста локтем в бок.
— Ага. А ты к этой броне на морозе прислониться не пробовал? Ну его к черту такое удовольствие. Сказал фюрер, что к зиме закончим, значит надо закончить. Вон уже и по радио передали, что начавшееся вчера наступление на Москву — последняя битва кампании.
— Точно, передали. Только мы с Вальтером за взятие Москвы еще две недели назад весь мой коньяк выдули, после похожего заявления по этому самому берлинскому радио. Оказалось — зря.
Произнеся эту тираду, Ганс скроил такую обиженную физиономию, что Вальтер и Хорст не удержались от смеха.
— Не переживай так, камрад! — Вальтер ободряюще хлопнул страдальца по плечу. — Когда люфты забирали своего летуна и тот самолет, что ты с ничейной полосы вытянул, они мне на радостях пол-ящика "Мартеля" оставили. Так что не переживай — как только, так сразу.
— Ну, вот у нас и появился еще один повод, чтобы добить "иванов" побыстрее! — подытожил под общий смех Ганс.
* * *
Упомянутое Хорстом, наступление на Москву началось, как и планировалось, 15 октября. Три танковые группы и одна полевая армия обрушились на поредевшие войска Западного фронта. 2-я полевая армия Вейхса перешла в наступление еще раньше — вместе с 1-й танковой группой. Ее правый фланг уверенно продвигался из района Ельца к Дону. А вот левый фланг, который должен был отбросить русские войска, прикрывавшие Рязань, неожиданно забуксовал, наткнувшись на упорную оборону и контратаки свежих частей. Советское командование бросило в бой прямо из эшелонов, спешно перебрасываемые из Закавказья, части 47-й армии. Как показали дальнейшие события, советский Генштаб поторопился с этим решением, приняв совместное движение 1-й танковой группы и 2-й полевой армии за попытку осуществить глубокий охват Москвы. В результате столь нужные на ближних подступах к столице полнокровные дивизии были втянуты в кровопролитные бои на второстепенном направлении. Обеспечивающая по сути операция Вейхса неожиданно оказалась весьма полезным отвлекающим ударом накануне решающего наступления.