Надо же такому случиться, ни с того ни с сего у меня разболелся зуб. Зуб был крепким, без видимых дефектов, но прикоснуться к нему, из-за дикой боли, было невозможно. Весь день по этой причине служба мне была не в радость: я ничего не ел, мучился и всё надеялся, что со временем боль отступит. На утро следующего дня, после беспокойно проведённой ночи, щёку разбарабанило так, что глаз заплыл, и я смотрел на мир сквозь узкую щелку. После завтрака на построении ротный, заметив на моём лице значительные изменения, обратился ко мне:
— Ефрейтор Бояркин.
— Я!
— Почему лицо перекошено?
— Зуб заболел, товарищ старший лейтенант.
— А что это он у тебя заболел?
— Не знаю, может застудил.
— А может, кто засветил?
— Никак нет! Сам по себе заболел.
— Ладно, сразу после построения иди в ПМП.
Полковой медицинский пункт располагался в том здании, которое я оборонял в день переворота. В одной из пустующих комнат стояло кресло с бормашиной. Заведовал всем этим стоматологическим хозяйством военный врач в звании капитана. Об этом капитане постоянно ходили всякие нехорошие слухи, главным выводом которых было одно — лучше к нему не попадать. Солдаты, которым довелось обращаться к капитану по поводу зубной боли, утверждали, что он принципиально никогда не пользовался бормашиной, никогда не накладывал мышьяк и не ставил пломб. Капитан, как человек военный, признавал только самый радикальный способ лечения — немедленное удаление. Вдобавок ко всему, считая что солдат должен быть терпеливым, а также для экономии времени и медикаментов, он заодно и никогда не применял обезболивающие средства.
Когда я вошёл в ПМП, капитана там ещё не было. Время ожидания я полностью посвятил навязчивым мыслям о предстоящей неприятной процедуре. Спустя час капитан объявился.
— Товарищ капитан, у меня зуб болит, — обратился к нему я.
— Зуб? Щас в миг сделаем. Прыгай в кресло.
Стоило мне сесть, как случилось великое чудо — зуб внезапно перестал болеть.
Капитан взялся за больной зуб пальцами и не церемонясь стал его интенсивно шатать:
— Вот этот, что ли?
— У-у-у! — утвердительно промычал я в ответ. Почему- то боль притупилась настолько, что зверские манипуляции капитана были вполне терпимы, хотя всего две минуты назад к тому зубу и прикоснуться было невозможно.
— Х..ня! — заключил капитан.
Он сунул мне в руки эмалированный таз, сказал чтобы я его крепко держал перед собой, взял клещи и, сосредоточившись, вцепился ими в зуб. Я ещё сильнее зажмурил глаза и сжался. Капитан стал с силой раскачивать больной зуб. Раздался хруст разрываемой ткани десны и мои стоны: