Согласен ли 1-й Художественный театр в договор по поводу пьесы включить следующие безоговорочные пункты:
1. Постановка только на Большой сцене.
2. В этом сезоне (март 1926).
3. Изменения, но не коренная ломка стержня пьесы.
В случае если эти условия неприемлемы для Театра, я позволю себе попросить разрешение считать отрицательный ответ за знак, что пьеса „Белая гвардия“ — свободна»
(Музей MXAT, № 17452).
Реакция театра была оперативной, ибо пьеса понравилась и актерам, и режиссерам. 16 октября репертуарно-художествениая коллегия МХАТа приняла следующее решение: «Признать возможным согласиться на требование автора относительно характера переработки пьесы и на то, чтобы она шла на Большей сцене» (см.: Марков П. А. В Художественном театре. Книга завлита. М., 1976. Раздел «Материалы и документы»). Такое решение устроило и автора, и театр, ибо оно было разумно компромиссным. В своих воспоминаниях П. А. Марков удачно сформулировал те проблемы, которые возникли с первой редакцией пьесы «Белая гвардия»: «М. А. Булгаков, который впоследствии строил пьесы виртуозно, первоначально в инсценировке „Белой гвардии“ слепо шел за романом, и уже в работе с театром постепенно возникала стройная и ясная театральная композиция „Дней Турбиных“» (Марков Л. А. С. 26). 21 октября состоялось первоначальное распределение ролей…
Булгаков прекрасно понимал, что пьесу необходимо прежде всего изменить структурно, «ужать». Без потерь, конечно, обойтись было нельзя. Кроме того, требовалось изъять из текста прямые выпады против здравствующих руководителей государства (слишком часто в пьесе упоминалось имя Троцкого). Более двух месяцев потребовалось ему для создания новой редакции пьесы — второй. Позже, диктуя П. С. Попову отрывочные биографические заметки, Булгаков кое-что ценное сказал и о работе над пьесой «Белая гвардия», в частности, такое: «Слил в пьесе фигуру Най-Турса и Алексея для большей отчетливости. Най-Турс — образ отдаленный, отвлеченный. Идеал русского офицерства. Каким бы должен был быть в моем представлении русский офицер… Скоропадского видел однажды. На создание образа в пьесе это не отразилось. В Лариосике слились образы трех лиц. Элемент „чеховщины“ находился в одном из прототипов… Сны играют для меня исключительную роль… Сцена в гимназии (в романе) написана мною в одну ночь… В здании гимназии в 1918 г. бывал неоднократно. 14 декабря был на улицах Киева. Пережил близкое тому, что имеется в романе…» (ОР РГБ, ф. 218, № 1269, ед. хр. 6, л. 3–5).
О том, с каким напряжением работал Булгаков над второй редакцией пьесы, можно судить по его письму писательнице С. Федорченко от 24 ноября 1925 г.: «…Я погребен под пьесой со звучным названием. От меня осталась одна тень, каковую можно будет показывать в виде бесплатного приложения к означенной пьесе» (Москва. 1987. № 8. С. 53).