Комиссар посмотрел в лицо командира взвода и увидел, как сузились, словно от нестерпимой боли, его глаза.
— Убитых не оставили, их тела принесли. Похоронили со всеми почестями, как и положено героям. Они посмертно награждены орденами Боевого Красного Знамени.
Лейтенант, казалось, не слушал комиссара. Он лежал с полузакрытыми глазами и думал о своих товарищах: «Толя Громов, Виктор Щука, Осип Тимоховец — мои верные друзья, их уж нет в живых. А ведь это я их направил через линию фронта, и они погибли», — глаза Алексея наполнились слезами.
Карпов тихо сказал:
— Держись, солдат! Мы с тобой находимся на войне, а это значит, что потери неизбежны. — Генерал озабоченно взглянул на часы. — Ну, лейтенант, еще раз прими поздравления с наградой и извини, брат, дела.
Гости по очереди пожали руку Купрейчику, пожелали раненым быстрейшего выздоровления и ушли.
В палате сразу же начался шум. Кто-то из раненых, перекрикивая других, воскликнул:
— Я так считаю, братцы, раз к нашему новенькому сам член Военного совета прибыл, значит, большое дело сделал. Жаль, что ты, лейтенант, говорить не можешь, а то рассказал бы нам.
Пережитые волнения утомили Купрейчика, и он уснул. В левой руке, лежавшей поверх одеяла, он так и держал коробочку от ордена и удостоверение.
Прошли сутки, а утром следующего дня поднялся переполох. Поступил приказ немедленно эвакуировать госпиталь. Оказалось, что немцы ударили по позициям соседней дивизии и прорвали оборону. Госпиталь оказался на острие атаки немецких танков. Раненых быстро грузили в машины хозяйственного взвода, ранее прикомандированного к госпиталю, и добровольцы из числа выздоравливающих спешно готовили на подступах к деревне линию обороны. Машин и телег, чтобы погрузить раненых, явно не хватало, и начальник госпиталя приказал раненым, которые могли двигаться самостоятельно, в сопровождении нескольких медсестер и одного врача, идти лесом к железнодорожной ветке, куда для эвакуации раненых подали вагоны. Купрейчика и других тяжелораненых уложили в кузов полуторки, и она в составе колонны двинулась по разбухшей от осеннего дождя и разбитой колесами машин лесной дороге.
Вскоре колонна оказалась на погрузочном пункте. Раненых выгружали из машин и клали прямо на одеяла или, в лучшем случае, на носилки. Двое пожилых солдат и помогавшая им молоденькая медсестра сняли Купрейчика с кузова и положили на освободившиеся к этому моменту носилки. Алексей мог видеть только то, что было прямо над ним, страдая, что не может даже повернуть головы.
Кругом ревели моторы и кричали люди.