Доктор Корбин содержал в различных уголках страны четыре таких санатория для богатых, психически больных людей. Кингмен было выслал за Энн свой личный самолет «Гольфстрим III», чтобы побыстрее переправить жену в реабилитационный центр у подножья Голубых гор, но Вирджиния отвергла столь экстравагантное проявление заботы и отвезла дочь к месту назначения на «линкольне», за рулем которого сидел Хук.
— Вы все еще любите его? — спросил доктор Корбин свою пациентку.
— Люблю ли я еще Кингмена Беддла? — механически повторила она его вопрос, как будто в состоянии полной прострации. Энн лежала, растянувшись на обтянутом вощеным ситцем лежаке, в собственном уединенном солярии. Ее кожа была все еще столь неестественно бледной, что прямо-таки просвечивала в ярких лучах солнца, веселым потоком лившихся в комнату, а через ее исхудавшую ладонь, казалось, можно было видеть на просвет силуэты предметов.
— Как можно любить то, что пожирает тебя? — Она закрыла лицо ладонями. Запястья все еще были перевязаны, и раны до сих пор мучительно болели. Прошел месяц с тех пор, как ее вынули из-под капельницы в больнице и перевезли в Эджмиер, и сейчас Кингмен оплачивал доктору Корбину ее пребывание здесь.
— Он звонит каждый день, чтоб вы знали, — заметил доктор Корбин, выбивая трубку о край стола.
— Вероятно, хочет убедиться, что его деньги тратятся по назначению, — сказала Энн, сев и прижав коленки к груди. — Я не могу жить в его мире, вы же понимаете. Он кружится, кружится вокруг меня, и я никак не могу определить свое место в нем. Я как Алиса в Стране Чудес. Мне нужно очень-очень быстро бежать для того, чтобы просто остаться на том же самом месте, а ЕГО шаг с каждым днем все шире, шире, я не поспеваю… ну, да вы знаете. Мне начинает казаться, что он вот-вот закрутится, как ураган или тайфун, чтобы опустошить весь город, все побережье, а затем улетит в открытый океан и только там затихнет, как это обычно бывает с ураганами.
— Интересное сравнение, Энн.
— Он, кажется, никогда не устает и не взрослеет, — продолжала она. — Он не может дочитать книжку до конца, как вы знаете. Он совершенно не может сосредоточиться хоть на чем-нибудь. Джойс Ройс обнаружила это и заказала для него особый пульт. Когда он смотрит телевизор — вы этого себе представить даже не можете, — перед ним консоль с четырьмя экранами и он смотрит сразу на все четыре. Глаза так и бегают от одного к другому, от одного к другому. Он хочет все сразу. Он как самый голодный в мире мальчишка, я таких просто больше не встречала.
— Энн, вы осознаете, что с тех пор, как к вам вернулось сознание, вы не говорите ни о ком другом, кроме Кингмена? Неужели вам совсем не интересно, что с вашей дочерью, как она перенесла все эти потрясения?