— Слушаю вас, товарищ батальонный комиссар, — сказал он Охапкину, когда спустился в «конуру». — Здесь только мы, говорить можно обо всем.
— Я хотел бы знать, к чему эта больница, Красный Крест?
— Надо же вас лечить, кормить. Эвакуировать не удалось и, наверное, не удастся.
— Что же, и при фашистах будет Красный Крест?
— Если не удастся вывезти, значит, будет.
— И вы думаете, что в этом спасение?
— Другого выхода не нашли, хотя и искали все врачи. Может быть, вам он известен, другой выход?
— Только один — эвакуация. Другого выхода нет.
— А этот ваш единственный — исключен. Если правильно повести дело, то наш Красный Крест может и при фашистах спасти сотни жизней.
Батальонный комиссар замолчал. Наморщив лоб, о чем-то сосредоточенно думал.
— Может быть, вы и правы. Рядовых, возможно, удастся спасти. А командный состав весь погибнет.
— Может и не погибнуть. У нас в больнице просто не окажется ни командиров, ни политработников, ни коммунистов — все будут рядовыми.
— Но это же не скроешь!
— Можно и скрыть, если раненые будут правильно вести тебя. Сие зависит от вас.
— От меня?
— В том числе и от вас. Надо поставить дело так, чтобы дисциплина в больнице была отменная, чтобы предательства не завелось… Одним врачам это сделать не под силу. От имени горкома поручаю создать организацию раненых — комитет, совет или как по-другому назовете. Если будет ваша организация — шансы на спасение увеличатся значительно. Раненые должны знать твердо: в больнице только рядовые.
— Задача ясна! Мысль очень правильная. Подберем такую группу, что в каждой палате наш глаз будет.
— Ну вот и отлично. Только тянуть с этим не следует. Немцы в любой момент могут нагрянуть в больницу.
Гитлеровцы вошли в город тихо. Может, потому, что их было мало. Они заняли под свои учреждения гостиницу «Савой», где еще недавно размещался один из госпиталей. В корпус санатория «Ударник» гитлеровские солдаты перетаскивали с автомашин тяжелые сейфы.
В центре города появились какие-то люди, одетые в гражданское платье, но с нарукавными повязками. В некоторых из них горожане узнавали местных хулиганов, уголовников, любителей кутежей и легкой жизни. Сейчас они представляли полицию.
Днем центральную площадь оцепили. Туда впускали, оттуда — нет. Когда собралась толпа человек в двести, на площадь выехал верхом человек с испитым лицом и бесцветными глазами. Приподнявшись на стременах, он обратился к толпе с речью.
— Господа!.. Я не оговорился: господа! Теперь вы освобождены от большевистского ига и стали господами собственного положения. Фюрер, немецкие войска принесли вам новый порядок. Каждый может торговать, заниматься предпринимательской деятельностью. Коммунисты и комиссары запугивали вас, будто бы немецкая армия совершает насилия и зверства. Не верьте этой пропаганде! Будьте спокойны за свою жизнь, за свое достояние. Господин комендант поручил мне, начальнику полиции, заявить, что немецкие власти проявят ко всем гуманное отношение, если встретят готовность сотрудничать с ними и служить новому порядку…