Эсэсовцев как ветром сдуло. Гельбен налил боржому, рука его дрожала. «А ты пуглив, оказывается, — подумал Ковшов, — не гнев на громил, а страх твой кричал истошным голосом… Где-то тебя учили наши партизаны, и шум в приемной ты, наверное, принял за неожиданный их визит…»
— Видите, господин Гельбен, как нам приходится, — сказал Ковшов. — Ежеминутно можно подвергнуться оскорблению, унижениям. Кричат: большевик! Это я-то большевик!
Разговор, прерванный эсэсовцами, не клеился. Холодно козырнув двумя пальцами, Гельбен вышел из кабинета. Приехавшие с ним офицеры сидели вдали от конторы на скамейке. Что-то зло им крикнув, он прошел к машине и уехал. За ним поспешили и остальные.
Данилов шел в приемную, но, услышав грозный крик немца, свернул в коридор. Когда Гельбен уехал, он сразу же вбежал в кабинет. Ковшов сидел в кресле бледный, измученный: тяжело достался ему визит гестаповца!
— Спасибо, Галина Семеновна! Идите отдыхать, — отпустил он переводчицу.
Когда она ушла, сказал Данилову:
— Думаю, что сегодня мы отразили еще одну атаку. С помощью… эсэсовцев.
Комендатура потребовала освободить санаторий «Совет» — понадобился для развертывания немецкого госпиталя. Раненых перенесли в санаторий Пирогова, сумели вывезти и припрятанное там продовольствие.
К концу дня срочно вызвали Ковшова в комендатуру. Симонова встретила его приветливо:
— Загордились, Петр Федорович, зазнались, как говорят в России люди партийные.
— Что вы, Фаина Трофимовна, чем мне гордиться и отчего зазнаваться?
— Не скромничайте. Вы в сорочке родились… Нет, пожалуй, даже сразу в бостоновом костюме.
— Скажете, Фаина Трофимовна! Скоро и этот шевиотовый могу потерять…
— Скромность украшает большевика, а вы же беспартийный… У вас новые знакомства. Не только из воды, но и из гестапо вы выходите сухим. Это не всем удается. Да, кстати, какую вы машинистку уволили?
— Никого не увольняли: у нас нет зарплаты. Просто отказались от услуг.
— Странно, она жалуется, пишет, что вы занимаетесь антинемецкими, как она выражается, делами. — Симонова достала из стола листок бумаги и прочитала фразу: «… во вред Германии».
И опять Ковшов смотрел, как тонкие проворные пальцы рвали донос машинистки.
— Господин Ковшов, вам предложено еженедельно давать в жандармерию сведения о движении раненых. Это приказ майора Бооля.
Потом, улыбнувшись, сказала:
— За ковер — спасибо. Роскошная вещь. Не думала, что вы так щедры.
— Дружеские услуги редки, поэтому я ценю их очень высоко, Фаина Трофимовна. И впредь… Если можно, не скажете ли вы, что имеет против нашей больницы господин Батмиев?