— Хочу рискнуть.
Она посторонилась и пустила его в дом. Он сделал три шага в комнату и бросил оценивающий взгляд вокруг. Кили гордилась своим домом. Еще десять лет назад беспорядочно построенное здание находилось в плачевном состоянии, но его купили и разделили на два отдельных кондоминиума, затем отреставрировали и модернизировали, а когда три года назад она купила свою половину, то декорировала ее по собственному вкусу.
Внешний вид здания служил типичным образцом раннего новоорлеанского стиля с характерным для него использованием красного кирпича, белых ставень и декоративных черных железных решеток на окнах и вокруг узкого балкончика верхнего этажа. Кили обставила его, со вкусом комбинируя старое с новым. Предметы старины из древесины фруктовых деревьев, которые она выискивала на чердаках или в магазинчиках где-нибудь на окраине, стояли вперемежку с современными изделиями. Абсолютно белые деревянные панели подчеркивали песочный цвет стен. Приглушенные оттенки розового, голубого и зеленого использовались как ударные цвета, на них делался акцент в декоративных подушках, в заключенных в рамки гравюрах и в набивной ткани, покрывавшей одну из стен в столовой. Все это производило прекрасное впечатление.
— Мне нравится твой дом, — не поворачиваясь, заметил Дакс. — Он похож на тебя.
— Неужели я похожа на стосемилетнюю старушку?
Тогда он повернулся к ней, и она увидела, как в его глазах поблескивают озорные огоньки.
— Просто поразительно, как это вы, реликвии, умудряетесь так хорошо выглядеть. — Он снял пальто и вернулся к двери, чтобы повесить его на медную напольную вешалку, затем медленно повернулся, и вот они стоят лицом к лицу.
Возможно, прошли часы, годы, даже вечность, а может, всего несколько секунд, как они смотрели друг на друга. Во всяком случае, этого оказалось достаточно, чтобы выразить страстное желание, стремление друг к другу и разочарование — словом, все чувства, испытываемые каждым из них с тех пор, как они виделись последний раз.
Иллюзия внешних приличий была отброшена, осталось только неприкрытое желание, которое они испытывали друг к другу. Не было ни сторонних наблюдателей, ни норм, ни условностей, которые необходимо соблюдать, — на какое-то мгновение остались только они, и они, отбросив угрызения совести, поддались влечению, продолжавшему преследовать их, и жили только текущим мигом.
Он медленно протянул руки и сомкнул их вокруг нее. Ее руки легли ему на плечи. Тела их слились.
Опустив голову, он уткнулся лицом в ее волосы, в ухо, в шею. Губы его заскользили по ее подбородку, затем вверх по скуле, по лбу и вниз по носу до тех пор, пока не остановились в уголке губ.