Бой издал низкий умиротворенный звук и замер как вкопанный. Чувствуя себя довольно глупо, Мэри скрестила руки на груди и заметила с сарказмом:
— Очень впечатляюще! Я думала, твое обаяние действует только на представительниц человеческой породы.
Тони бросил на нее недовольный взгляд, но продолжал говорить тем же мягким, завораживающим тоном, проводя щеткой по спине Боя:
— Ты, наверное, забыла, что это твой отец учил меня ездить верхом и ходить за лошадьми.
Нет, она не забыла. Когда Тони было лет одиннадцать-двенадцать, каждую свободную минуту, освободившись от домашней работы, он прибегал на ранчо.
Теперь, наблюдая, как он проводил щеткой по буйной, спутанной гриве, она вспомнила, что несколько раз забиралась на сеновал и как завороженная любовалась атлетической грацией его фигуры, пока он чистил кого-нибудь из отцовских питомцев. Как изнемогала она от смутного, неосознанного еще томления. Как стучало ее юное сердечко…
Почти так же, как оно стучит сейчас, вдруг с тревогой подумала она. Мэри была не в силах отвести взгляд от великолепного зрелища, которое он представлял собой; блестящие черные волосы, едва касающиеся сзади воротничка, широкие плечи, натягивающие тонкую голубую ткань рубашки, безупречно сидящие джинсы…
Он неожиданно повернулся и поймал ее взгляд, и она почувствовала, как щеки заливает румянец.
— Почему ты меня так рассматриваешь? — спросил он, и рука его замерла на холке лошади.
Мэри сурово упрекнула себя. С его-то опытом он, должно быть, видит ее насквозь.
— К-как «так»? — пробормотала она, запнувшись.
Он слегка улыбнулся и медленно направился к ней.
— Ты опять строишь мне свои оленьи глазки, — пробормотал он, — как и в тот раз, когда я поцеловал тебя.
— Я смотрела так от потрясения и обиды, — ответила она, машинально отступая назад.
— Обиды? — Он покачал головой. — Не думаю. Потрясение — может быть. Я и сам был слегка ошеломлен. Ты меня просто сразила.
Говоря это, он посмотрел на ее губы, и она почувствовала, как они начинают гореть под его взглядом.
— По правде говоря, я хотел бы попробовать еще раз, просто чтобы убедиться, не была ли это случайность.
Значит, и он тоже что-то чувствовал, удивилась Мэри. Но она и так с трудом подавляла сейчас неожиданно налетевшие чувства и вовсе не нуждалась в его праздных опытах.
— Ты не можешь меня поцеловать, — пробормотала она неловко, задев плечом столб у входа в загон.
— Почему? — спросил он, быстро сокращая расстояние в три фута, остававшееся между ними.
— Потому, что я не хочу.
— Правда? Но твои глаза говорят совсем другое.